Мирко Благович - Запрограммированная планета (СИ)

Палачом рода свиного выступал или хозяин двора, или какой-нибудь знакомый односельчанин, знающий толк в этом ремесле. Орудием убийстваслужила швайка – длинная, сантиметровв сорок-пятьдесят стальная спица сдеревянной круглой ручкой на конце. Забойщику в этом деле требовалась недюжинная сноровка, поскольку зарезать хрюшку нужно было однимсильным ударом в сердце.

Не хватило точности или силы удара – не обижайтесь. Помню смешной случай, когда наш деревенский забойщик – сосед дядя Гриша, с вечера отметил с кумом получение очередной пенсии, а наутро вознамерился резать своего грязного сонного кабана. Резал, резал, да и не дорезал. Ткнул мелко дрожащей спицей в орущего хряка, да не попал куда надо. Вытаращиввужасе рябенькие глазки, раненый кабанчик нокаутировал дядю Гришу копытом, вырвался десятипудовой торпедой из приготовленнойловушки, смёл с пути все заградительные щиты и выдал блестящую стометровку. Силы кабана иссякли за четыре двора от нас. В агонии свинтус проломил курятник бабы Шуры, там и почил посередь перепуганных толстых квочек. Пришлось дяде Грише идти по соседям, созывать людей, чтобы помогли оттащить кабана обратно на двор. Ох, ну и намучился же народ, пока вытаскивал тушу из курятника и волок её обратно!

А бывало на деревне ещёинтереснее. Кабана пырнули швайкой, аонрешил перед смертью отомстить жестоким губителям – вырвался от забойщика, разогнался как следует и храбро кинулся подхозяйский ушастый «Запорожец».Агонизируя и выскребая по земле копытцами, хряк забился подмашину итам тихонечко упокоился. Ну вот, и что делать? Вначалебегали по всей деревне – взрослые по дворам, мы – за взрослыми, искали, чем приподнять ушастого жужика. Затем ещё два часа, матерясь и гортанно споря, мужики домкратами поднимали автомобиль.То машина срывалась с опор, то старые домкраты лопались. Деды такие матюганы выдавали, любой этимологический словарь позавидует! А нам, детворе, развлечение! В итоге, подняли…

***

Получив полезный урок из прошлых своих промахов, в тоутро дядяГриша пришёл к нам аки хрустальное стекло. Переодевшись в грязное и лихо закатав по локти рукава свитера, он порылся в карманах брюк, достал клочок газетной бумаги, неторопливо свернул из газетки самокрутку и так же неторопливо забил её махоркой, аккуратно трамбуя самосад кривым оттопыренным мизинцем. Затем он причудливо загнул газетную трубочку, чиркнул спичкой и, задумчиво сощурившись, степенно затянулся толстой, едко воняющей козьей ножкой. Судя по отточенным неторопливым движениям, наверное в этом был какой-то особый ритуал. Наконец, выкурив кривую сигаретину и отбросив щелчком пальца табачный огарок, дядя Гриша подобрался, размашисто перекрестился, сплюнул и решительно шагнул к свинарнику. Чувствовалось, что обещанные две бутылки казёнки и шмат свежегосала он отработает сполна.

Чтобы вытащить хряка из свинарника, кего рульке (голяшке) нужно было привязать крепкую верёвку. Не подозревая ничего дурного, вначале порося покряхтывало, похрюкивало и подвизгивало вполне себе смирненько. Но минутой позже, когда злобная верёвка стягивала рульку и начинала тянуть поросячью ногу куда-то в неизвестность, кабанчик приходил в беспокойство, визжал и кидался отбивать несанкционированное вторжение в его покои. Ещё через минуту истеричный голосистый дискант было слышно по всей деревне.

Вытащив визжащую тушу на несколько метроввглубь двора, взрослые скопом набрасывались на жертву. Чтобы резчик мог нанести решающий удар, кабана нужно было как можно ловчее покрутить и обездвижить. Что тут начиналось! Хлёсткие матюки трезвого, и оттого злющего дядиГриши приправлялись сочной руганьювступивших в жестокую схватку кумовьёв. Дедусь с бабулей, разгорячённые боем, плясали окрест бьющейся туши и хватали хряка за бока. Дядя Вова с тётей Ниной, уцепившись в поросячьи ляжки, тоже наваливались на щетинистую хрюкающую массу.Кого-то хряк лягал копытом, кому-то больно придавливал руку или ногу, кому-то тыкался сопливым пятаком в лицо. От прижатых и прибитых рук и ног действо становилось ещё более визгливым и сквернословным.

Катаясь по двору вибрирующим разношерстным клубком, родня голосила что есть мочи:

–Ой, мамонькориднэсэнька, ой-ёй, боляче!Ты дывы, лягнула, тварюка така! – скороговоркой причиталатётушка Нина.

–Трымай мицнише, зар-р-разу! –рычал откуда-то сверху разящий бас трезвого дяди Гриши. – Збижыть, гад!

–Вин, падлюка, мэнэу пыку копытом ткнув, – верещал кум Мыкола куму Мирону. – Ох, Миро-о-онушка, прямисынько у пыку! О-о-ох! У самисыньку пыку, бусурманище… у самисыньку пыку!

– А ты пятак йому заламуй, пятак! Нужбо! – возбуждённо постанывал дядько Мирон. – А-а-ах, бисова гыдота! Шыбы його кулаком по вухам, Мыкола! Осё так: гэп, гэп!

– Трымай мазурика! Трыма-а-айййй!!! Збижыть, гад, потим нэ ущучьмо! – хлопотно покудахтывал сбоку дедусь Иван.

Чувствуя близкую погибель и осознавая, что свежесъеденный помойный ланч переварить уже не получится, свинюка отчаянно крутилась, брыкалась и визжала как резаная. В прямом смысле. Верещание поросятины, глухая возня, сочный деревенский мат, вопли и причитания, дельные советы и кровожадные рекомендации, и снова маты-перематы сливались в разноголосую бранную какофонию. Изрядно уставшие, помятые ивзмыленные, щедро вывалянные в глине, соломе и птичьемпомёте, взрослые медленно, но уверенносклоняличашу весов в свою сторону. Мы, детвора, испуганно округлив глаза и раскрыв рты, наблюдали за сражением из-за угла хаты. Хряк, тоже уставший, охрипший и грязный, понемногу сдавал оборонительные позиции.Ещё бы, мошенничество – семеро на одного. И вот,свистит решающий удар! Острая спица мягко заходит в бьющуюся тушу. Кабанчик сразу же как-то обмякает, становится покорным и безразличным. Это победа.Для людей, конечно. И конец – для хрюшки.

Чтобы сохранить побольше крови на кровяную колбасу, дедушка быстренько вставлял в ранутряпочный чопик (по-деревенски – квач). Тётушка Нина с мамой и бабулей торопливо догревалина печи цинковые вёдра с водой, наполняли ваганы(длинные жестяные корыта) и готовилиськ обработке дурно пахнущей мертвечины.

Мы со Славуней и соседской пацанвойв это время нетерпеливо толкалисьна подворье и ожидали для себя самого интересного – когда принесут паяльную лампу, заправят её бензином, подкачают в резервуар воздух иначнут обсмаливать свежеубиенную свинюшку.

Помню, во время осмаливания к туше стягивались все соседские мужики. Это тоже был один из ритуалов. Соседям нужно было осмотреть добычу, похвалить хозяев за ловкий откорм, соизмерить выход мяса, ну и конечно же на халяву посмаковать трофей. Во всех дворах «осмотр» проходил одинаково. Когда собиралось шесть – семь человек, забойщик брал длинный острый нож и отчекрыживал у туши обгоревшие уши и хвостик-выкрутас. Хозяин расставлял на табуретке добрые двухсотграммовые чарки и наполнял их домашней горилкой – терпко пахнущим мутным самогоном. Кабанячьи уши и хвост разделывались кусочками на газетке. Туда же на газетку нарезался ломтями хлеб, дольками лук и чеснок, колечками – солёные огурцы. Рядом водружался пузатый деревянный жбан с квашеной хрустящей капустой в рассоле. Это была закуска. Распив литровочку-другую и закусив обгоревшими хрящами, мужики брали изогнутые ножи, облачались в клеёнчатые фартуки и принимались за разделку туши.