Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

– Но я же только вышел! За продуктами! – закричал Игорь, но дежурная так и не открыла.

Игорь удивлялся: почему перед Сашкой открываются все двери, а перед его носом захлопываются? Он протопал через всю территорию в приемный покой. Там сидели сразу три нянечки, которые тягали тяжелобольных, перекладывали на тележки. Лифт опять сломался. Михалыч с Молодым спускали по лестнице вниз женщину. Игорь кинулся на всякий случай – подумал, что мать несут. Но нет, другая пострадавшая.

– Я умерла? – спросила женщина, когда ее опустили на пол, прямо под окном, под солнечные лучи – тащили на пододеяльнике и одеялах.

– Уважаемая, ты чего? Я тебя на пляж принес! Если умерла, то темно должно быть! – рассмеялся Михалыч. – А тут, смотри, какая красота! Лежи, загорай пока.

– Мне к матери надо. Я только вышел, надо ей продукты оставить. Она просила, – подошел к Михалычу Игорь.

– Иди к медсестрам, – ответил равнодушно тот.

Игорь потопал к медсестрам, но они были заняты – привезли тяжелого мужчину по «Скорой». Строитель. Оступился и свалился с лесов. Пролежал на стройке до утра, пока его не обнаружила бригада.

– Послушайте, пропустите, я из города приехал, только вышел продукты купить, мама в тяжелом состоянии после аварии, – обратился Игорь к пробегавшей мимо медсестре.

– Вся информация на стенде. К тяжелобольным – после семнадцати в будни, – на ходу скороговоркой пробубнила та.

– Да вы что? Разве так можно? Я в газете, между прочим, работаю. Да я про вас такое напишу! – взвился Игорь.

– Пиши, пиши, испугал, аж тут все обосрались… Здесь вообще посторонним находиться нельзя. Так что давай, на улице подожди, – пригрозила ему нянька.

Игорь вышел на улицу. Хотел хлопнуть дверью, но не получилось – дверь была тяжелая, приходилось толкать. Закрывалась медленно и тяжело.

До пяти часов он слонялся по двору. Выкурил всю пачку, сходил – купил новую. Выпил купленный для матери кефир и съел купленный для нее же рогалик. В пять часов открылась дверь главного входа. Нянечка сделала вид, что его не узнала. Он промчался в палату. Мать была недовольна.

– Я думала, ты уехал.

– Меня не пускали.

– Как это не пускали?

– Вот так. На улице сидел.

– А кефир купил?

– Купил. И выпил. Тут же тебя хорошо кормят. И кефир на ночь дают наверняка…

– Дают.

– Вот у тебя и бутерброд остался.

– С утра лежит. Не хочу. Как там отец?

– Нормально. Газеты читает.

– Ты рубашки сдал в химчистку?

– Нет, работал.

Мать опять поджала губы. От нее дурно пахло – немытым телом, больницей, тушеной капустой, вареной рыбой и еще какой-то гадостью. Игорь поморщился.

Он посидел еще немного и встал.

– Я поеду, на электричку надо успеть.

– Ты сметаны отцу купил?

– Да плевать я хотел на эту сметану! Что ты заладила – сметана, сметана! Жрать захочет – и без сметаны поест. Или в магазин сходит. Ты бы хоть раз про меня спросила – как у МЕНЯ дела. Да отец, кроме своих газет, не видит ничего!

Мать заплакала. Бабули на соседних койках осуждающе зацокали языками, заворочались и отвернулись к стене.

– Разве я тебя так воспитывала? – продолжала плакать мать. – Разве этому тебя учила? Ты же был добрым мальчиком, послушным…

– Не был я добрым. Тебе на меня всегда было наплевать. Только об отце и думала – рубашечки, сметанка, яйца эти вареные каждое утро! И где он? Хоть раз к тебе приехал? Да он даже не спрашивал про тебя! Он квартиру в хлев превратил! Туда зайти невозможно! Сама приедешь – увидишь!

– Уходи, – сказала мать. – Уходи. Не хочу тебя видеть. И не приезжай. Меня Саша заберет.

– Конечно, тебе Сашка дороже!

– Милок, ты не кричи, здесь нельзя кричать, – обратилась к нему бабуля, соседка по палате. – Ты лучше скажи: ты моему сыну позвонил? Я ж тебя просила…

Игорь, естественно, никому не звонил и не собирался.

– Он забыл, – выдавила мать и снова заплакала.

– А что, ваш сын не знает, где вы находитесь? – с вызовом продолжал кричать Игорь. – Что ж он вас не навестил? Да бухает небось…

Бабуля встала с кровати, вцепилась в ходунки и пошла на Игоря.

– Уходи, ирод! Слышь? Уходи! Видишь, мать плачет. Что пришел? Зачем? Одно горе от тебя. Ну-ка… А то я тебя сейчас!..

Бабка двигалась на него в ходунках. Игорь попятился к выходу. Бабка запнулась о тумбочку – проход был слишком узким – и чуть не упала. Она дергала ходунки, но тумбочка была тяжелее бабки вместе с ходунками. Игорь выскочил в коридор. На крики уже бежала нянечка.

– Что тут у вас? Что за крики?

Мать плакала и не могла остановиться. Бабка насылала на Игоря проклятия и дергала ходунки. С тумбочки с грохотом свалилась чашка с чаем.

– Так, пошел вон отсюда! – велела нянечка и побежала успокаивать пациенток.

Забирать мать нужно было в грязную квартиру, которую отец приспособил под свои нужды. На любимом мамином столике, отполированном, громоздились чашки. Полотенца в ванной пахли болотом. Глаза резал ржавый след на раковине: мама собиралась вызвать сантехника, да не успела – вода сначала капала, теперь уже текла тонкой струей. И отец, сидящий в кресле. Вокруг громоздились газеты. Мама собирала их, перевязывала бечевкой и ходила сдавать в пункт приема макулатуры. Получала талоны на собрание сочинений. Сейчас собирать газеты было некому.

Игорь стоял на лестничной клетке и не знал, что делать. Убирать квартиру? Он же не баба, чтобы драить и чистить. Да и не сделает он как надо. Тут женские руки и женский глаз нужны. Можно позвонить Сашке – у него наверняка найдется знакомая девушка из фирмы «Заря» или какая-нибудь очередная пассия, не слишком брезгливая и слишком услужливая. Нет, Сашке он и так должен. Лучше у него попросить на такси – мать перевезти. Хотя деньги есть – Игорь наконец получил гонорар за давнюю статью. Писал про Серебряный век, который терпеть не мог. Сашка статью продавил, подредактировал, сделал острой, современной. Игорю было наплевать на статью – халтурную, на его вкус, от редактуры Комаровского ставшую совсем бездарной. Главное – деньги в кармане. Сашка поздравлял, торопил с новой, чтобы закрепить успех, но Игорь считал, что поздравлять не с чем. И такой успех ему даром не нужен.

Лифт остановился на их этаже. Вышла девушка. Пошла к соседям, надавила на звонок. Никто не открывал.

– Наверное, не работает, – сказал Игорь. Он курил, сбрасывая пепел в консервную банку, прикрученную к перилам лестницы.

За дверью лаял Пират. Игорь его терпеть не мог – тупой пес, здоровенный, неизвестной породы. Заполошный, брехливый, бросался на всех. Игорь его боялся, как боялся – точнее, опасался – любых животных: собак, кошек, птичек, рыбок. Гадили, орали, гавкали, ссали в тапки и в ботинки, линяли. Рыбки тоже воняли – гнилью от нечищеного аквариума.