Денис Драгунский - Каменное сердце (сборник)

Действительные тайные советники: (вакансия).

Тайные советники: Лев Толстой, Гончаров.

Действительные статские советники: Салтыков-Щедрин, Григорович.

Статские советники: Островский, Лесков, Полонский.

Коллежские советники: Майков, Суворин, Гаршин, Буренин, Сергей Максимов, Глеб Успенский, Катков, Пыпин, Плещеев.

Надворные советники: Короленко, Скабичевский, Аверкиев, Боборыкин, Горбунов, граф Салиас, Данилевский, Муравлин, Василевский, Надсон, Н. Михайловский».

Здесь можно остановиться. Продолжать цитату не буду: среди коллежских асессоров и далее – нет почти ни одного славного имени.

Что тут интересно?

Во-первых, Льва Толстого и Гончарова он ставит на одну ступень.

Во-вторых, он взвешен и справедлив. Реакционеров Буренина и Каткова он производит в тот же чин, что и прогрессиста Гаршина и народника Успенского.

А в-третьих – и это самое главное – высший чин остается вакантным! Неужели после смерти Пушкина, Гоголя и Достоевского?

И уж совсем для знатоков – Чехов пропустил самый высокий чин в Табели о рангах, «действительный тайный советник I класса». Если просто ДТС-ов в России в иные годы было до 150 человек, то ДТС – I всегда был один. Князь Горчаков, к примеру.

Наверное, Чехов считал, что не может быть единственного самого главного писателя .

Сергей Довлатов сравнивает Чехова с Гоголем, Тургеневым, Достоевским и Толстым, которые запятнали себя политикой.

Довлатов пишет:

«Антон Павлович Чехов – первый истинный европеец в русской литературе, занимавшийся исключительно художественным творчеством и не запятнавший себя никакими общественно-политическими выходками и фокусами. Чехов первым добился широкого признания на Западе, лучшие американские писатели охотно говорили о том влиянии, которое оказало на них творчество Чехова, и остается лишь добавить, что у себя на родине Чехов был при жизни объектом самой разнузданной и оскорбительной травли со стороны литературных критиков школы Белинского, Чернышевского и Добролюбова. Его упрекали в цинизме, бессердечии и равнодушии к страданиям народа, а критик Михайловский даже предрекал ему голодную смерть под забором.

Однако Чехов выказал силу духа, не опустился до общественно-политических телодвижений, сохранил в себе художника и обессмертил свое имя. Его творчество исполнено достоинства и покоя, оно нормально в самом благородном значении этого cлова, как может быть нормально явление живой природы».

(С.Д. Довлатов, «Блеск и нищета русской литературы», собр. соч. в 4-х тт. Т. 4. «Азбука», СПБ, 2000, с.185.)

Это, конечно, очень мило. Но!

Сначала о Чехове.

«Умрет под забором» сказал не Михайловский, а Скабичевский. Михайловский относился к Чехову иначе. Лев Шестов пишет: «Даже у Михайловского, показавшего на своем веку не один пример беспощадной суровости, не поднялась рука на Чехова. Он предостерегал читателей, указывал на «недобрые огоньки», подмеченные им в глазах Чехова. Но дальше этого он не шел: огромный талант Чехова подкупил ригористически строгого критика».

Но это мелочь, конечно: перепутать Скабичевского и Михайловского. Шучу. Важней другое: среди критиков и вообще русских интеллектуалов – почитателей Чехова было значительно больше, чем гонителей.

Однажды в каком-то обзоре в журнале «Русская мысль» рецензент назвал Чехова « беспринципным писателем » (наверное, не имея в виду ничего особенно дурного; просто он хотел сказать примерно то же, что Довлатов: что Чехов чуждается острых политических вопросов). Но Чехов послал гневное письмо главному редактору «Русской мысли» В.М. Лаврову. « Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом я никогда не был », – написал он и перестал с Лавровым здороваться.

Для современника и нынешнего знатока тогдашней русской общественной жизни – тексты Чехова полны актуальных политических аллюзий.

Поездка Чехова на Сахалин была именно, говоря по-довлатовски, «общественно-политическим фокусом», за который он заплатил своим здоровьем.

Еще одной «выходкой» Чехова было демонстративное сложение с себя звания почетного академика, потому что царь не утвердил избрание Горького. Академия стала по стойке смирно, а Чехов в знак протеста вышел из состава академиков.

Чехов, наконец, перестал сотрудничать с «Новым временем» и рассорился с Сувориным, потому что последний в деле Дрейфуса занял антисемитскую позицию.

Теперь о европейцах.

В защите Дрейфуса активное участие принимал Золя (его знаменитая статья «Я обвиняю!»). Гюго написал открытое письмо, чтоб Франция не выдавала России какого-то беглого народовольца… Что уж говорить о Вольтере, Руссо и Байроне, которые не чурались не только прямого политического высказывания, но и прямого политического действия.

И наконец. Широкого признания на Западе первым добился все-таки Тургенев. Потом – Достоевский. Достоевский, кстати, был настолько популярен, что простодушные немецкие критики считали, что в России целых два Федора Достоевских: один – серьезный писатель, автор философского романа «Преступление и наказание», другой – сочинитель легкомысленных повестушек вроде «Крокодил» и «Чужая жена и муж под кроватью»; и оба Михайловичи, вот ведь удивительная страна Россия! Но я отвлекся.

Что же касается «нормальности» творчества Чехова – это какая-то поразительная психологическая и литературоведческая девственность.

Так что вот. Чехов – величайший писатель, мировой гений. Но не потому, что он брезгливо отворачивался от политики и был «нормальным».

Довлатов – превосходный автор. Я его обожаю.

Но здесь он всё напутал. Бывает!

Интересно также было бы написать книгу о хорошем писателе 2000-х (например, о Быкове, Иличевском или Терехове) – как этот писатель вдруг очутился в 1970-х годах.

Как он ходит по редакциям – по журналам и издательствам – и предлагает свой новый роман.

Например, «Остромов», «Перс» или «Каменный мост».

Представляю себе личики редакторов, которых мы тогда – в 1970-е – считали смелыми и прогрессивными.

Книга должна быть смешная. Вроде «Швейка».

И сам писатель-попаданец должен быть похож на бравого солдата.

– Осмелюсь доложить, я официальный писатель!

– Вы?!?!

– Признан писателем на втором московском совещании молодых писателей! Рекомендован для вступления в Союз Писателей СССР!

– Фууу… Уффф… А членский билет у вас есть?

– Пока еще никак нет!

– Ага! А писатель, у которого нет членского билета, является… Кем является?