Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»

4. Из той же области: боюсь воздействия сотового телефона на мозг, но гарнитуру носила меньше полудня. Вот что ужаснее всего: мы сами отказываем себе в помощи, и часто наш безвременный уход связан именно с пассивностью по отношению к здоровью. Как подумаю об этом, сразу хочется поспать.

5. Пробки в миндалинах. Вам что-нибудь известно о пробках в миндалинах? Спрошу иначе: вам случалось выкашлять маленький белый камушек, воняющий хуже самых загаженных сточных труб Нью-Йорка? Если да, уверена, вы были потрясены тем, что из вас такое вышло, смыли его и постарались забыть. А это была пробка. Они возникают в отверстиях миндалин, где скапливаются и разлагаются частицы пищи, омертвевшая кожа и прочий мусор. В итоге образуется самая отвратительная вещь, какую может произвести ваше тело (а это говорит о многом). Вдобавок, это безобразие является источником инфекции и причиняет большие неудобства. У меня самой была одна-единственная пробка, и врач, обследовавший мои миндалины, назвал их «рассадником болезней». На мою же просьбу их удалить не обратил внимания, а посоветовал две недели отдохнуть и сбросить минимум семь килограммов. Но меня так просто не остановить. Скажите, как вообще можно допустить, чтобы в вашем собственном горле творились такие ужасы? А вдруг окружающие почуют мои пробки и в случае катастрофы бросят меня давиться ими и помирать?

6. Я живу в постоянном страхе, что у меня зазвенит в ушах. Непрерывное гудение в ухе сводит меня с ума, не дает заснуть, мешает разговаривать, и даже когда наконец проходит, я еще долго слышу его злорадную тональность. Ночью, лежа тихо-тихо, я могу очень хорошо представить себе этот звук — так гудит жук, попавший в крутой кипяток.

7. Меня очень пугает пыль от ламп. У меня с ней большие проблемы: стоит мне положить под лампу какую-нибудь вещь, и в считаные минуты она покрывается толстым слоем пыли. В связи с этим добавлю, что моя левая ноздря никогда не закупоривается, а однажды ухогорлонос откачал насосиком всю слизь из моих пазух, и я почувствовала, что моя жизнь стала качественно лучше, процентов на сорок пять — так продолжалось три часа, пока они снова не наполнились.

8. Я боюсь адреналиновой усталости. Она связана с хронической усталостью, но это не одно и то же. Западные доктора не верят в адреналиновую усталость, но если вы человек, и человек работающий, любой адепт холистической медицины поставит вам диагноз «адреналиновая усталость». По сути это опасное истощение сил, причина которого — современная жизнь и амбиции. У меня оно в тяжелой форме. Прошу, почитайте о нем в интернете — у вас оно тоже есть.

9. У меня что-то с языком. Его поверхность отдаленно напоминает лунный пейзаж. Это не может быть нормой.

10. Я боюсь бесплодия. У меня матка сдвинута вправо, и это может быть неблагоприятно для ребенка, которому нужна матка, направленная вперед. Тогда у меня будет приемный ребенок. Вот только красивой, игнорирующей генетику лав-стори, как в светской хронике журнала «Пипл», не выйдет: ребенок мне попадется с недиагностированным алкогольным синдромом плода. Он будет ненавидеть меня и прибьет нашу собаку гвоздями к доске.

И мама, и ее мама ездили в лагерь «зелено-белых» — так они прозвали респектабельный летний пансион, куда обеспеченные еврейские родители, отбывая в круиз, посылали своих дочерей. Форменной одеждой в лагере были жесткие зеленые шорты и белые рубашки.

Из описания мамы и бабушки следовало, что с шести до семнадцати лет они проводили по восемь летних недель в раю для девочек. Укромный уголок в лесах на юге штата Мэн, где жарят на костре маршмеллоу, делятся секретами и учатся стрелять из лука. Даже моя мама, которая была настолько замкнутым и раздражительным подростком, что не выходила к ужину со всей семьей, в лагере ожила. Дома она все время злилась: отец бесил ее водевильным юмором, мать — зацикленностью на приличиях. Она ненавидела свою белокурую сестрицу за стремление вписаться в нормы общества, а горничную — за то, что та нуждалась в деньгах и оставила родных ради заработка. Но в лагере у мамы была целая комната сестер — девочки, которые друг друга понимали и ждали встречи всю одинокую студеную зиму. Такой энергичной и воодушевленной ее никогда не видели дома. Конец лета был для нее настоящей трагедией.

В детстве я часто засыпала под мамины рассказы о конкурсах, где каждая команда защищала свой цвет, о сплаве на байдарках, о бесконечных проделках. О воспитательнице, которая раз в неделю рьяно намывала всем волосы и накручивала прядки на бигуди. О вечной дружбе, об идиллическом царстве юности, чьи границы не нарушал ни один мальчик. Мамины истории навсегда слились у меня в голове с сюжетом «Ловушки для родителей» [87] Семейная комедия с Линдси Лохан в главной роли. Действие фильма частично происходит в летнем лагере. , и с тех пор я представляю себе ее каникулы в цветопередаче «Техниколора».

Когда мне было десять лет, мы поехали к друзьям в штат Мэн, а по дороге сделали остановку в закрытом уже лагере «Винона». Со своего места я могла разглядеть опустевшие домики и теннисный корт с обвисшей сеткой. Мама в радостном возбуждении выскочила наружу — наверное, с таким же восторгом она каждое лето вылетала из машины родителей. Нынешнего роста 1 метр 78 сантиметров она достигла годам к тринадцати-четырнадцати, поэтому я легко могла вообразить ее долговязым подростком, который выпрыгивает из кровати, чтобы успеть на утреннее построение и поднятие флага.

И вот она, теперь уже дама под пятьдесят в убийственной соломенной шляпке, повела нас вверх по склону травянистого холма. С вершины открылся вид на серое озеро и бьющиеся о берег лодки. На этом самом месте, говорила мама, устраивались совместные мероприятия для девочек из «Виноны» и мальчиков из соседнего лагеря «Скайламар». Кажется, вон в том домике занимались разными ремеслами — теперь об этом уже ничто не напоминает.

Внезапно она заплакала. Я впервые видела маму плачущей, поэтому стояла и смотрела на нее во все глаза, не зная, как реагировать.

— Хватит пялиться, — сердито сказала она. — Я не подопытное животное.

На мой вопрос, продолжает ли она общаться с подругами из «Виноны», мама ответила, что нет, но все равно по-прежнему их любит, ведь это ее сестры.

Тогда я тоже начала мечтать о лагере. Не то чтобы меня тянуло уехать из дома. Мне нравились моя кровать, лысая кошка и столик, который папа поставил для меня, но хранил там свое научно-фантастическое чтиво. Нравились лифт, окрашенный в салатово-зеленый цвет, малайское бистро с едой навынос и нью-йоркский август, освежаемый только ветерком от пронесшегося поезда метро. Но этого было мало: я хотела завести друзей, выйти на новый старт в компании людей, которые не видели, как я описалась во время игры в вифл-бол или стукнула папу на выходе из дели. Хотела таких ярких впечатлений, чтобы, вспоминая, плакать. А как я хотела зеленые шорты!