Герман Кох - Звезда Одессы

Я поднялся на колени и указал на софу, перед которой до этого распростерся.

— Туда закатился винтик, — глуповато улыбнулся я. — От моих солнечных очков…

Натали взглянула сначала на мое лицо, а потом на банку «Хейнекена» возле моих колен. Что-то вроде улыбки играло на ее губах, но это была не столько улыбка тринадцатилетней девочки, которую забавляют глупые причуды будущего свекра, сколько улыбка медсестры, давно знающей, что пациент держал термометр у лампочки ночника в надежде симулировать повышенную температуру.

Той ночью я проснулся от звука, который сперва не смог распознать; поначалу казалось, что он доносится снаружи — кто-то словно дул в горлышко бутылки, а потом это стало похоже на жалобный крик совы. Но сов в Ватерграсорсмере я ни разу не видел и поэтому встал тихо, чтобы не разбудить жену, после чего слегка отодвинул занавеску на окне спальни. Внизу, в саду, царила мертвая тишина; ночь была безлунной, но из комнаты Давида, смежной с нашей, на деревья и лужайку падала широкая полоса света; я посмотрел на цифровые часы в телевизоре — 3:49. Я попытался угадать, чем там занимаются сын с подружкой в такой поздний час при полном освещении, но в это время звук раздался снова, на этот раз громче и отчетливее, и продолжался он тоже дольше. Он шел не из сада, а из квартиры снизу.

В темноте я нащупал брюки, футболку, кроссовки и осторожно спустился по лестнице. В кухне звук слышался еще громче; сначала я хотел встать на балконе и послушать, но потом взял ключ, висевший возле балконной двери, и направился вниз по лестнице.

Сердце мое громко забилось не только в груди, но и где-то в горле, потому что я внезапно узнал этот звук. Узнал, так как уже слышал его: это был собачий вой.

На улице Пифагора тоже царил абсолютный покой, и все же я несколько раз огляделся, прежде чем вставить ключ в замок двери госпожи Де Билде. До сих пор все было совершенно нормально, успокаивал я себя. Сосед сверху слышит, что пес соседки снизу воет, и идет выяснять обстановку, используя при этом запасной ключ, чтобы проникнуть в ее квартиру… Тут я выругался: я слишком поздно сообразил, что при нормальном развитии событий сначала надо позвонить и попытаться узнать, в чем дело. Я поторопился; теперь, когда я так близок к финишу, нельзя поддаваться ложным эмоциям. Не задумываясь — и уже повернув ключ на пол-оборота, — я нажал свободной рукой на кнопку звонка.

Вой ненадолго прекратился, потом в глубине квартиры раздался слабый лай. Я сосчитал до четырех и повернул ключ до конца.

В сумрачной прихожей навстречу мне хлынул верблюжий запах в удушающей концентрации; я почувствовал, как заслезились глаза, и толкнул застекленную внутреннюю дверь. В квартире было совершенно тихо.

— Госпожа Де Билде? — произнес я негромко.

Я поискал пальцем выключатель и нашел его так быстро, что даже испугался, когда от тусклого желтоватого света прихожая наполнилась коричневым жаром.

— Госпожа Де Билде? — крикнул я еще раз, хотя точно знал, что меня не может услышать никто, кроме собаки и других домашних животных. Я шагнул вперед, вовремя отдернув ногу, чтобы не наступить на длинный кусок собачьего дерьма, который валялся на коврике у двери и частично — на темно-красном ковровом покрытии прихожей. Дальше, у порога кухонной двери, лежал еще один.

Справа, рядом с кухней, была дверь в спальню, в тот момент приоткрытая; я смутно ощущал покалывание в затылке, а когда пощупал кожу над воротом футболки, раздался почти неслышный треск. Пахло уже не только верблюдом; я глотнул воздуха и закрыл нос рукой.

— Алло? — крикнул я слабым голосом.

Тут из приоткрытой двери спальни в коридорчик, пошатываясь, вышел пятнистый пес и подошел ко мне. Недолго думая, я опустил руку, чтобы он мог ее обнюхать.

— Тихо, собачка, — сказал я. — Свои.

Пес (Пират? Жулик?) ткнулся сухим носом в мои пальцы, а потом лизнул сухим шершавым языком тыльную сторону руки.

— Что случилось, собачка? — спросил я.

Я присел на корточки и взял его обеими руками за голову, что он позволил без всяких возражений.

— Где твоя хозяйка?

Я снова встал и сделал несколько шагов в сторону спальни; пес заворчал, загородил мне дорогу и просунул морду мне между ног.

— В чем дело, собачка?

В это время из гостиной донесся короткий птичий крик и звук когтей, скребущих по металлу.

— Ты уже давно не был на улице, а? И наверняка ужасно хочешь пить.

Пес еще немного поворчал, когда я пошел дальше, в сторону кухни; я старался пока не заглядывать в темную спальню. Меня бы не удивило, если бы оттуда вылетела через дверь синяя муха, и не одна.

Я наполнил водой собачью миску, держа ее над раковиной. Миску я обнаружил на газете, расстеленной у двери в сад: она стояла возле другой миски — с остатками сухого корма. Пес запустил язык в воду и принялся лакать.

— Что, хорошо пошло? — сказал я.

Я еще раз наполнил миску и снова поставил ее на газету.

Пока пес наслаждался, я выскользнул мимо него из кухни; сердце опять заколотилось, но потом, когда я толкал дверь спальни, открывая ее, и на ощупь искал выключатель, мной владело абсолютное спокойствие.

Кровать была пуста и даже аккуратно заправлена. На покрытом коричневой скатеркой переносном столике, возле желтой настольной лампы, стоял стакан с водой. У изножья кровати я увидел пару клетчатых домашних туфель, но это были не те голубые шлепанцы, в которых госпожа Де Билде выходила на улицу.

«Ходунок!» — внезапно пронеслось у меня в голове; я не видел его ни в коридоре, ни в спальне. Я пересек коридор и включил свет в гостиной. Попугайчик (или канарейка?) с глазами-бусинками уставился на меня из клетки, висящей над обеденным столом. В глубине комнаты кто-то шевелился в зарешеченной будочке, стоявшей на низком журнальном столике, — наверное, сурок или морская свинка. Но и здесь не наблюдалось никаких следов госпожи Де Билде и ее ходунка.

— Куда же делась хозяйка? — спросил я пса, который тем временем опять присоединился ко мне. — Ушла и больше не возвращалась?

Я почувствовал, как холодная дрожь поднимается у меня по позвоночнику — но не противная, а скорее такая, благодаря которой я вновь мог встать обеими ногами на землю.

— Если бы ты умел говорить… — произнес я, наклоняясь, чтобы погладить пса по голове. — Ты ведь видел все, что тут происходило.

Сделав короткий круг внутри сада, я вернулся наверх и в кухне наткнулся на Давида и Натали; Давид был в трусах, а Натали, судя по всему, в одной футболке. Давид только что поднес ко рту пакет молока. Оба явно испугались, когда я неожиданно вошел через наружную дверь.

— Откуда ты? — спросил сын, тыльной стороной руки стирая с губ остатки молока.