Карен Перри - Невинный сон

Голос ее звучал хрипло, как будто она плакала. «Гарри, я уехала с родителями. Сегодня вечером я останусь у них ночевать. Не знаю, что еще сказать». И это все. Телефон смолк. Я остановил машину и позвонил Робин. Ответа не было. Но я продолжал звонить. Десять, двадцать… понятия не имею сколько раз. Наконец она ответила мне шепотом:

– Гарри?

– Робин.

– Гарри, я не хочу этого слышать.

– Чего этого?

– Того, что ты собираешься мне сказать.

Она тяжело вздохнула. Не знаю почему, но я улыбнулся. Настала пора рассказать ей все, и я вдруг почувствовал необъяснимый трепет. Я знал, что Робин не повесит трубку. Я подумал: представляю, что с ней будет, когда я поделюсь тем, что сказал мне Хавьер; представляю, что с ней будет, когда она узнает про зеленый амулет, про карты Таро, про карту с Солнцем; господи, представляю, что с ней будет, когда она обо всем этом узнает! И про мальчика-мумию в Британском музее, и про «Книгу мертвых» – про все, что вело меня к Диллону. Ее это убедит, это ей докажет, что я прав; она больше не будет сомневаться, она будет потрясена всем, что я узнал. Робин с ее интуицией мгновенно это оценит. Но не успел я даже начать, как Робин сказала:

– Я о тебе беспокоюсь.

– Не беспокойся.

– Ты вел себя так… сумасбродно.

– Робин, у меня есть адрес. Его адрес.

Молчание.

– Гарри, с этим надо кончать. Ты нуждаешься в помощи.

– Разве ты не видишь? Все теперь стало ясно. Робин, он уже совсем близко. После всех этих лет я почти достиг цели. Я почти его нашел.

– Господи, ты бы себя послушал. Ты точно так же вел себя и в прошлый раз.

– Прошлый раз? – изумленно спросил я. – О чем ты говоришь? Я сейчас первый раз тебе об этом рассказываю.

– Гарри, у тебя в голове все перепуталось. Ты нездоров. Тебе надо показаться врачу.

– Робин, ты не понимаешь…

– Мне самой уже с этим не справиться. Я долго делала вид, что с тобой все в порядке, что это всего лишь незначительный срыв – временный срыв из-за стресса. Но дело гораздо серьезнее. Я это поняла сегодня вечером. Гарри, я боюсь за тебя. – Тон ее голоса вдруг переменился, и я услышал в нем искреннюю тревогу.

– Ты за меня боишься или ты меня боишься?

Робин пропустила мой вопрос мимо ушей.

– Я уехала к родителям, – отчаянно прошептала она в трубку.

– Но я хочу, чтобы ты вернулась домой.

– Нет, Гарри.

– Ты от меня уходишь? – спросил я и вздрогнул от одной мысли, что такое может случиться. – Ты уходишь?

Робин замолчала, словно обдумывая мой вопрос. Я ждал ее ответа, ждал, что тон ее голоса сейчас переменится и она станет отрицать мое предположение и сразу же согласится вернуться домой. Но она сказала совсем другое.

– Возможно, ухожу. Тебе нужна врачебная помощь. Но ты этого не признаешь. Судя по всему, ты не понимаешь, как далеко ты зашел. Может быть, мой уход – единственное, что тебе поможет.

Мне стало трудно дышать: я глубоко вдохнул и изо всех сил выдохнул. А в трубке наступила мертвая ти-шина.

Я вел машину, но она будто двигалась сама по себе, будто руль сам поворачивался из стороны в сторону, а на нем по чистой случайности лежали мои руки. Мы повернули налево, повернули направо, замедлили ход, ускорились, где надо, остановились. Но все это делал не я, а мой пикап, он вез меня, я был всего лишь пассажиром.

Когда я туда добрался, в доме уже было темно, свет горел только на первом этаже в гостиной. По комнате кто-то вышагивал взад-вперед. Это был Джим. В руке он держал стакан, Джим размахивал руками и разговаривал сам с собой. Я постучал по стеклу. Джим обернулся и увидел меня. Я, должно быть, испугал его, потому что стакан у него в руке вдруг дернулся и расплескал содержимое. Я жестом указал на входную дверь.

– Гарри, – сказал он, открывая дверь.

Голос его прозвучал устало, словно у него уже не было сил бороться. Я ожидал, что он начнет со мной ссориться, но он лишь смотрел на меня с грустью и разочарованием. Уж лучше бы он меня ударил. Он отвернулся, открыл дверь пошире и впустил меня в дом. Я вошел внутрь, откашлялся и спросил:

– А где Робин?

При упоминании имени дочери и моих на нее притязаний Джим вздрогнул, но тут же расправил плечи и собрался с духом.

– Гарри, мы всегда хорошо понимали друг друга. По крайней мере мне так казалось.

– Где она?

Рядом со мной на стене устрашающе красовалась голова газели – одного из охотничьих трофеев Джима.

– Гарри, я к тебе питаю глубокую симпатию. Мне нравится то, что ты преуспел в своем деле. Но я хочу, чтобы Робин ты оставил в покое…

– Оставил ее в покое? Она моя жена!

Джим снова ссутулился. Видно было, как он перебирает в мозгу все возможные последствия.

– Гарри, я думаю, тебе сейчас лучше уехать. Она не хочет тебя сегодня видеть.

– Но мне нужно с ней повидаться.

Он медленно кивнул, но не решился посмотреть мне в глаза.

– Мне просто нужно с ней объясниться.

– Гарри, отложи это на день или два. Поезжай домой. Отдохни. Судя по твоему виду, тебе это необходимо.

Джим не собирался сдаваться. Он встретился со мной взглядом и около минуты смотрел на меня в упор. Но тут что-то меня дернуло и будто потянуло куда-то в сторону. У меня был адрес. Надо было торопиться.

– Скажите Робин… Скажите ей: что бы ни случилось, я хочу, чтобы она знала… я прошу у нее прощения.

Я направился к машине, а Джим закрыл за мной дверь и погасил на крыльце свет.

Ночь была непроглядная. На дорогах ни души. Я пустился по М50 в сторону Уиклоу. Казалось, я был последним жителем Земли. На пассажирском сиденье лежала карта. Я изучал ее по пути, мысленно проговаривая: поезжай по М50, пока она не перейдет в Н11, мимо Арклоу на запад, в сторону Огрим. Мой путь в основном проходил по темной пустынной местности. Шоссе Н11 было довольно сухим и чистым, но, когда я свернул с него на узкую пустынную дорогу, она оказалась скользкой и весьма коварной, и мой пикап раз-другой забуксовал. Я до того устал, что глаза то и дело закрывались. Этому дню, похоже, не было конца. Дворники сметали с ветрового стекла свежевыпавший снег. Вдалеке дрожали и гасли в домах огни: рождественский вечер подходил к концу.

Доехав до нужного мне перекрестка, я свернул с главной дороги и очутился на проселочной, которая, похоже, вела в долину. Это был вовсе не комплекс однотипных домов, как я ожидал увидеть, а один-единственный дом, одинокое строение. Я мог бы догадаться об этом по адресу. На самом деле, если честно, я мог бы догадаться и кое о чем другом. Этот дом стоял недалеко от дома, который принадлежал моим родителям, когда я был еще ребенком. Мы прожили там всего года три или четыре, но дом этот мне хорошо запомнился, и потому моя поездка в какой-то мере была возвращением в места моего детства. «До чего же это странно», – подумалось мне. Я вспомнил свой красный велосипед и натертую правую лодыжку: я без конца корябался ею о цепь. Я вспомнил, как в воздухе летали пушинки одуванчиков, вспомнил, как однажды летним днем я сбежал из дома. Убегая, я запихнул в какой-то черный мешок свитера и бутерброды. Мать стояла во дворе, беседовала с соседкой и курила сигарету. И вдруг она заметила меня. Я прятался в кустах и все еще надеялся, что она меня не обнаружит. Мать наклонилась, заглянула в мое убежище и сказала: «Ну, дружок, пора идти домой».