Мэтью Томас - Мы над собой не властны

— Сам не знаю, что на меня нашло...

В то лето он заставил всю семью экономить электроэнергию. Заявил, что не обязательно принимать душ каждый день, вполне хватит и через день. Стоило отойти на минутку, выключал стереосистему. Если слишком долго моешь посуду, протягивал руку тебе через плечо и закручивал кран с горячей водой. В машине кондиционер не позволял включить — можно, мол, открыть окошко. И в комнатах попробовал кондиционер вырубать, но тут мама пригрозила, что уйдет из дома. Только это и подействовало, а так ничего не доходило. Кондиционер папа разрешил, зато повыдергивал из розеток тостер, кофеварку, стереосистему, телевизор и компьютер «Эппл IIe».

Как-то вечером папа что-то писал за столом в кухне, слишком сильно нажал на карандаш, и грифель сломался.

— Чертова штуковина, совсем никуда не годится! — взвыл папа и разломал карандаш надвое. — Совсем никуда!

Мама несколько раз возила их на ознакомительные прогулки по окрестностям будущего дома, но отец не отходил от машины — так и стоял все время со сложенными на груди руками. Однажды они поехали в Йорктаун, собирать персики. Пока мама наполняла корзину самыми красивыми персиками, папа стоял, сунув руки в карманы и прислонившись к огромному колесу трактора. А когда они направились к сараю, где полагалось расплачиваться, папа вдруг стал выбрасывать персики из корзины на землю.

— Не нужно столько!

— Да что с тобой?

Мама его оттолкнула, но он успел выкинуть чуть ли не полкорзины. Мама заозиралась — не заметил ли кто эту дикую выходку.

— Ты с ума сошел?

— Нам так много не надо! — Папа шагал следом за мамой, давя рассыпанные персики. — Мы столько не съедим!

— Я просто хотела пирогов напечь, — сказала мама Коннеллу, словно прося рассудить их.

Он в ответ только пожал плечами. Говорить что-нибудь было опасно.

— Не надо мне твоих пирогов! — крикнул папа. — Хоть бы никогда в жизни их больше не пробовать!

Тогда мама перевернула корзину, вытряхнула оставшиеся персики на землю, корзину бросила следом и зашагала к машине. За весь обратный путь — больше получаса — никто не проронил ни слова. Коннелл воткнул в уши наушники, хотя «Уокмен» не включил. Он все ждал и ждал, когда же закончится тишина. Не дождался. Только почти уже у самого дома услышал еле заметный всхлип со стороны пассажирского места, где сидела мама. Тогда Коннелл врубил музыку в плеере.

Они переехали в конце августа, в небывало жаркий день. В такую жару все только и мечтают удрать из города. Несколько недель подряд Эйлин паковала вещи. В тех местах, где стояли шкафы и висели картины, на стенах остались более светлые участки — словно фотография их прежней жизни, сделанная с увеличенной выдержкой. Глядя на эти призрачные силуэты в строгих пустых комнатах, на скопившуюся в углах и под плинтусами пыль, еще сильнее хотелось уехать отсюда. Приехали грузчики, перетаскали вещи в грузовик.

— Пройдемся по дому на прощание? — спросила Эйлин мужа — он сидел на крыльце с Коннеллом.

— Я уже отпустил его, — сказал Эд.

Ей стало обидно, что муж попрощался с домом без нее. Она планировала откупорить бутылку хорошего вина в самом начале сборов или отпраздновать с шампанским последний вечер на старом месте — но не было ни того ни другого.

— Не хочешь взглянуть в последний раз?

Эд не ответил. Коннелл, судя по всему, тоже предпочитал сидеть где сидит. Чтобы не протискиваться мимо них, Эйлин обошла вокруг дома и поднялась на второй этаж по черной лестнице. Заглянула в дверь. Пустота квартиры подействовала на нее угнетающе; Эйлин долго не могла себя заставить переступить порог. Все казалось, сейчас увидит Донни, Бренду и Шерон, хотя они еще на прошлой неделе переехали в трехкомнатную квартиру неподалеку — Бренда и Шерон в одной комнате, Донни и Гэри в другой, Лина в третьей. Громада многоквартирного дома, окруженного сплошным асфальтом, и сравниться не могла с чудесными зелеными двориками.

— Ау? — осторожно позвала Эйлин.

Ее голос гулко прозвучал в пустой столовой. Эйлин перешагнула порог и остановилась в точности там, где сообщила семейству Орландо о своих планах. Здесь же они с Эдом всегда ели, пока их было только двое, и еще несколько лет после рождения Коннелла. Вдруг стало жутко. Эйлин бросилась вон из комнаты.

Сбежав по лестнице, заглянула в свою квартиру. Теперь она могла так и называть ее мысленно — квартирой. А раньше всегда говорила себе, что живет в отдельном доме, просто верхние этажи не использует.

Тогда, в восемьдесят втором, Анджело Орландо продал дом ей, потому что ему некуда было деваться. Не прошло и десяти лет, как у его наследников появилась возможность выкупить отчий дом. Они ею не воспользовались. Прожив столько лет на одном месте, вынуждены теперь мыкаться по временным пристанищам — чужим домам, чужим квартирам. Такое происходит постоянно: в чье-то бывшее жилище вселяются новые люди. Замазываются штукатуркой дыры от гвоздей, на которых висели семейные фотографии, свежая краска скрывает следы от чьих-то ботинок у двери, слой лака выравнивает протоптанные дорожки на паркете, и вот уже все готово для новых жильцов.

Семья, купившая их дом, оставит здесь свои отметины. Их гвозди пробьют дырки в новых обоях, запахи их еды пропитают диванную обивку, их смех, их крики боли и радости отразятся от стен. Они заполнят собой все три этажа и со временем забудут, что это здание когда-то принадлежало другим людям. А Эйлин тоже думать забудет, что не всю свою жизнь прожила в Бронксвилле.

При окончательном оформлении документов о купле-продаже Эйлин познакомилась с семейством Томас. Удивительное дело, главу семьи не только по фамилии, но и по имени звали Томас. Правда, между этими двумя Томасами в контракте стояло еще одно имя, больше похожее на то, что можно было ожидать: непроизносимый набор гласных и согласных. Эйлин не сумела скрыть своего удивления от такого странного имени: Томас Томас. Высокий индиец в тонированных очках объяснил, что в своем родном городе он не один такой. Имя необычайно популярно благодаря тому, что в первом веке нашей эры там побывал святой Фома, проповедуя христианство среди еврейской диаспоры. Эйлин сочла эту историю нелепой выдумкой. Может, святой Фома и посетил Индию, но никто из апостолов просто не мог там побывать раньше, чем в Западной Европе и в Ирландии. Томас Томас, кажется, образованный человек, но в датах он явно запутался.

Подумать только, ее дом купили индийцы, да еще с кучей родственников! Набьются туда от подвала до крыши. Еще одно напоминание, что Джексон-Хайтс — огромный котел, а ее, Эйлин, выбрызнуло наружу с пузырьком пара. Наверное, во всем мире не найдешь подобного смешения разных народов на одном клочке земли. Какая-нибудь возвышенная натура умилилась бы такой полифонии, а Эйлин хотелось жить среди людей, похожих на ее родню.