Мэтью Томас - Мы над собой не властны

— Работай давай.

— Дышать невозможно!

В кухне работал вентилятор и все окна были открыты, но день стоял жаркий для сентября. Пары от растворителя так и висели в воздухе.

— Голова болит!

Коннелл сел на пятки и осмотрел свои ладони в поисках мозолей.

— Не хочешь помогать — не надо.

— Я помогаю.

— Тогда воздержись от комментариев.

Труднее всего было выковыривать лак из щелей между кирпичиками. Растворитель разъедал слой лака, и все равно отчистить каждый кирпич удавалось с большим трудом. Наверняка есть какая-нибудь машинка для такой работы, но отцу обязательно надо все сделать по-своему. Он трудился без отдыха, словно что-то кому-то доказывал.

Коннелл отскреб еще полкирпича.

— У меня завтра контрольная по латыни.

Отец не глядя махнул рукой:

— Иди готовься.

— Нет, я могу помочь, — виновато пробормотал Коннелл.

— Готовься, чтоб тебя!

В субботу папа повез Коннелла на соревнования по кроссу в парк Ван Кортленда. Солнечное утро, ясное синее небо и свежий ветер дарили ощущение безграничных возможностей. Настроение омрачал только страх того, что последует за стартовым выстрелом: полторы мили адских усилий, кислый привкус во рту и рвущая мышцы усталость. Чуть поодаль местные мальчишки гоняли мяч на лугу, знать не зная, какие мучения грозят их ближним.

Родители и всякие братья-сестры стояли кучками возле стартовой линии. Род, согнувшись вдвое и опираясь на расставленные пальцы длинных рук, старался быть незаметным, насколько это возможно для парня ростом шесть с половиной футов. Неисправимый насмешник Стефан, хмыкнув, указал Коннеллу глазами на нелепую позу Рода. Не смеялся только Тодд Коглин. Самый сильный бегун в команде мог позволить себе быть великодушным.

Папа Коннелла сфотографировал участников команды на разминке. В последнее время он без конца фотографировал все подряд. Коннелл разминался, отвернувшись от объектива и сосредоточившись на приятном жжении в сухожилиях. Внезапно возникло желание защитить свою территорию — совсем рядом разминалась команда противника. Враги с непринужденной надменностью аристократов подпрыгивали на месте и хлопали себя по мускулистым ляжкам.

Прозвучал стартовый выстрел. Поначалу участники толкались, незаметно отпихивая друг друга плечом или локтями. Мало-помалу группа растянулась в линию. За ровным участком дистанции следовал трудный бег по холмистой местности. У мостов и перелазов стояли распорядители, выполняющие роль дорожных указателей, а в остальном Коннелл был предоставлен самому себе. Он старался не отвлекаться на чтение разнообразных надписей на придорожных валунах, не вляпаться в конский навоз и не подвернуть ногу на какой-нибудь колдобине. Путь через холмы закончился крутым спуском — Коннелл одолел его на приличной скорости, с риском свернуть себе шею, лишь бы не слишком отстать от соперников. Внизу по шоссе Генри Гудзона со свистом проносились машины. Тропинка круто сворачивала почти вплотную к шоссе, а дальше начинался прямой участок примерно на четверть мили. Под крики зрителей и тренеров Коннелл из последних сил изобразил финишный рывок, не обращая внимания на отчаянные протесты сердца и легких.

Толпа у финиша казалась невероятно далекой, словно смотришь в перевернутый бинокль. Хотелось отползти на обочину и блевать. Мимо пробежала целая группа участников — у них, видно, открылось пресловутое второе дыхание. А Коннелл головы не мог поднять.

Услышав голос отца, стал искать его глазами.

— Коннелл, давай! — кричал отец, сложив ладони рупором. — Давай, сынок!

Хватая ртом воздух, Коннелл выбрасывал вперед ноги, словно они ему не по размеру и он хочет их вернуть законному владельцу. Разрыв между ним и той группой чуть-чуть сократился. Приветственные крики рванулись навстречу плотной стеной. Коннеллу хотелось прийти к финишу хотя бы не последним, но времени, чтобы сократить разрыв, почти не осталось. Те, что финишировали первыми, уже отдыхали на травке, вертя в руках позолоченные медали. Может, и для середнячков медали тоже припасли — на таких соревнованиях их всегда раздают целую кучу. Тридцать, пятьдесят штук. Для первой десятки, для первой двадцатки. Золото, серебро. Потом бронза. Самым копушам — ничего. Тренер Амедур всегда сердился, если его спрашивали, сколько сегодня будет медалей.

— Вам какая разница? Уже заранее на последние места рассчитываете?

Коннелл едва-едва успел догнать ту группу. Их провели в огороженное канатами пространство. Оставалось еще много медалей. Коннелл смотрел, как их вручают, и старался отдышаться. Каждая следующая медаль чуть-чуть снижала ценность его собственной. Наконец медали закончились. Теперь финиширующих приветствовали не так бурно. В общем шуме стало возможно различать отдельные голоса. Толпа у финиша слегка поредела.

Прибежали самые отставшие. Среди них Род — прямой точно шест. Тщедушный папаша Рода принялся орать на сына, и вокруг сразу все замолчали. Отец продолжал отчитывать Рода и после того, как тот наконец пересек финишную черту. Окружающие смущенно отводили глаза. Тренер Амедур со злостью постукивал шариковой ручкой по планшету, не имея возможности одернуть разбушевавшегося родителя.

— Как зовут этого мальчика? — спросил отец Коннелла.

— Кого, вот этого? Род.

— Постой-ка здесь.

Коннелл с тревогой смотрел, как его папа идет к Роду и его отцу.

— Ты — Род, правильно?

Род кивнул.

— Что вам надо? — рявкнул мистер Хенни. — Я разговариваю с сыном!

Папа Коннелла словно не слышал:

— Род, я хотел тебя попросить, если ты не против — сфотографируешься со мной?

Род удивленно ответил:

— Я не против!

Мистер Хенни от неожиданности даже орать перестал.

Папа Коннелла вручил фотоаппарат Стефану. Тот, смущенно озираясь, приготовился снимать. Коннелл не мог понять, что вообще происходит? Стыдобища, да и только! Он подскочил к Стефану, забрал фотоаппарат и быстро навел объектив. Его папа и Род улыбались — ни за что не догадаешься, какой скандал бушевал только что. Коннелл нажал на кнопку. Потом подошел к тренеру Амедуру, узнать свой результат. Тренер молча показал ему планшет, с отвращением глядя в сторону.

Коннелл стал ездить в школу вместе с одноклассником по имени Деклан Койн. Иногда они вместе ходили гулять в выходные.

— Ты на итальяшку похож, — сказал ему Деклан. — А надо одеваться как в элитных школах.

— Угу.

— Например, что за водолазка у тебя недоделанная? Купи что-нибудь с нормальным воротником. Рубашку для регби, например. Или поло. Что-нибудь на пуговицах.

Деклан вырос в Бронксвилле и учился раньше в колледже Святого Иосифа. Знал всех здешних ребят из подготовительной школы Фордемского университета и из Бронксвилл-Хай и без труда вписался в их компанию. Их не волновало, что он потрясающий пианист, — важно, что он в восьмом классе был вратарем на любительских соревнованиях штата. Ну и папина спортивная машина тоже, наверное, не осталась незамеченной.