Ларс Кристенсен - Посредник

– Хочешь попробовать?

– Нет, спасибо, – сказала Бленда.

Они чокнулись, доели. Фрэнк извинился, вышел в туалет, и его стошнило. Когда он вернулся, на столе его ждал молочный коктейль. Бленда, держа двумя пальцами соломинку, склонилась над своим стаканом.

– Молочный коктейль и красное вино, – сказал Фрэнк. – Раньше я не пробовал их в таком сочетании.

– Однажды все бывает впервые, правда?

– Я думал, староват я для этого.

– Для чего?

– Для того, что бывает впервые.

Бленда тронула его руку:

– Не наговаривай на себя. Ты вовсе не старый.

Они засмеялись. И снова разговор забуксовал. Салли, прислонясь к стойке, что-то напевала. Лишь через некоторое время Фрэнк сообразил, что именно. «В-12». Бленда передвинула руку поближе к стакану.

– У каждого человека своя беда, – сказал Фрэнк, сам не зная почему.

Бленда накрыла его руку своей:

– Что верно, то верно.

– Ты видишь по мне, что я приношу плохие вести?

– Плохие вести ты приносишь на работе. Сейчас я этого не вижу.

– Пожалуй, так оно и есть.

– Приятно с тобой разговаривать, Фрэнк. Но я не хочу иметь мужа, у которого и дома на уме одна работа.

Слишком уж быстро. Она уверена, что заполучила его? Потому только, что он пригласил ее поужинать? Они что же, сидят здесь уже как пара и решение приняла вроде как она? Пожалуй, все бы должно происходить иначе.

– С тобой тоже, – сказал он.

– Со мной тоже?

– С тобой тоже приятно разговаривать.

Салли подала кофе, присела к ним за столик. Кофе был за счет заведения. Бленда закурила. Снова повисла тишина. Единственный звук – вентилятора, который все медленнее кружился где-то в глубине зала. Улицы за окном безлюдны, даже собак не видать в сточных канавах.

– Почему Билл закрыл лавку? – спросила Бленда.

– Рубанул себя по пальцу. Потом возникли осложнения. Не то воспаление, не то заражение крови.

Некоторое время все трое молчали. И молчание как бы удвоилось. Фрэнк искал, что бы сказать.

– Знаете, что сказал Армстронг, ступив на Луну?

– Огромный шаг для человечества, – ответила Бленда.

– Мы сейчас единственные, кто не дома, – сказала Салли.

Дамы засмеялись. Фрэнк смутился. Он сидит и рассказывает старые анекдоты, Стивовы анекдоты.

– Что-то в этом роде, – пробормотал он.

– Кстати, как он?

– Кто?

– Стив. Стив Миллер. Шутник.

– В больнице лежит.

– Как по-твоему, он очнется?

– Доктор не знает, а я тем более. Но, вообще-то, думаю, нет. Но я на его стороне. Все равно.

– Неужто нет никакой надежды?

– Отец его надеется. Оттого и торчит там без всякой пользы.

– Может, для него есть польза. В смысле, для Мартина.

Бленда согласилась с Салли Смит:

– Не нам судить.

Фрэнк обиделся. Не ему ли надо было так сказать?

– Я никого не сужу, – сказал он. – Просто говорю, что кто-нибудь с тем же успехом может отключить аппарат. Чем раньше, тем лучше.

Салли подлила Фрэнку кофе:

– И кто это сделает? Мартин?

– Нет, это не для него. Я бы мог. Ради Стива. Ведь так лежать – не жизнь.

– Тебе не кажется, что это особая жизнь?

– Что? Вот это?

– Тебе не кажется, что это напоминает особую жизнь здесь, в Кармаке? Хочешь отключить всех нас?

Фрэнк долго помешивал ложечкой кофе, чувствуя, что с ним обходятся несправедливо.

– Я не это имел в виду, – сказал он.

– Знаю, я тоже имела в виду не это.

– Он ведь здесь околачивался, да? Стив.

Салли Смит, последняя официантка, всплакнула, и яркий свет люминесцентных ламп под потолком и неоновая вывеска над стойкой сделали ее слезы похожими на песок.

– Да ведь все тут околачивались, разве нет?

В конце концов Фрэнк проводил Бленду домой. Светила голубая луна. Они постояли, любуясь ею. Бленда пригласила Фрэнка подняться к ней. Она жила прямо над «Маджестиком», закрытым кинотеатром. Из ее спальни Фрэнк видел кармакский «Гранд-отель», где его мать служила горничной до самого закрытия семь лет назад. Ему чудились ночью гудки поездов, зловещие, протяжные, басовитые, но он все равно спал. Первое, что Фрэнк увидел, проснувшись утром, была спина Бленды. Никогда раньше он не просыпался в чужой постели. И понял, что влюблен. Фрэнк Фаррелли влюблен. Лежа в постели, он смутился, мужик в его годы – влюблен? Влюблялись в школе, поневоле, когда были незрелыми и открытыми. Да, он и правда смутился. Точно так же, как, ненароком зайдя иной раз на кухню под вечер в субботу, заставал родителей целующимися, целовались они редко, и оттого все трое смущались еще сильней. Отец сердился, отдергивал перемазанные руки и уходил к «шевроле» или туда, где его не донимали назойливые мальчишки и строптивые женщины. Сейчас Фрэнк ненароком застал самого себя. Когда это случилось? Ночью? Он осторожно положил руку Бленде на плечо, зная только одно: у него появился кто-то, кого можно потерять.

Фрэнк ушел прежде, чем Бленда проснулась. Лил дождь, добрый дождь. На улицах пока ни души, если кто вообще рискнет выйти наружу. Ну и хорошо, думал Фрэнк. Однако на Юнион-авеню спокойствием уже не пахло. Он чуть не столкнулся с Пастором, направлявшимся к церкви. Фрэнк едва сумел схорониться. Сил нет сызнова разговаривать про носовой платок. Вдобавок он не хотел, чтобы видели, как он возвращается домой воскресным утром, хотя никого не касается, куда и когда он держит путь. Наконец Фрэнк решил, что дорога свободна, и немедля столкнулся с Шерифом. Оба остановились, посмотрели друг на друга.

– А вы ранняя пташка, – сказал Шериф.

– Вы тоже. И Пастор.

– Верно, нам необходимы яркие проповеди. Кстати, вы слышали ночью гудки поезда?

– Нет, не слышал, – соврал Фрэнк, сам не зная почему.

Шериф вздрогнул:

– У меня дурное предчувствие. Чертовски дурное.

Шериф пошел дальше, в сторону мэрии. Фрэнк двинул домой. Мать сидела на кухне, ждала. Возможно, всю ночь там просидела. С нее станется. Во всяком случае, вид у нее был склочный, в руках чашка с кофе. Фрэнк прошел мимо нее к Марку, отнес аквариум в ванную, поменял воду, насыпал корма. Наклонился, прижался носом к стеклу, Марк немедля подплыл и ткнулся носом со своей стороны, как всегда.

– А с матерью не поздороваешься? – окликнула мать.

– Почему же.

– Рыбешка интересует тебя больше, чем мать.

Фрэнк вернулся на кухню, сел:

– Кофе не осталось?

– Где ты был?

– Не твое дело.

– Я всю ночь тебя ждала.

– Вот уж напрасно.

– Мог хотя бы позвонить. Я ни на секунду глаз не сомкнула.

– Тогда ты, наверно, слышала гудок локомотива? Или, может, это был гром. Как думаешь?

– Ничего я не слышала.

Фрэнк засмеялся:

– Значит, ты все-таки спала. Иначе бы слышала гудок.

– Возможно, чуток задремала. Но я боялась за тебя, Фрэнк.

– Совершенно незачем. Бояться.

– Но я боялась. Все эти несчастные случаи и…