Борис Гайдук - Плохие слова

Эдик Каспарян приоткрыл рот и выглядел смешным.

Нефтяник Головко держался ладонью за подбородок и хмурил брови, словно силился вспомнить что-то важное.

Банкир Слива сжал губы и прищурил левый глаз, как боксер перед решающим ударом.

Фондовый спекулянт Шерингарц имел то счастливое и глупое выражение лица, которое, наверное, было у Архимеда, прежде чем он выкрикнул свою знаменитую «эврику» и понесся голым по улице.

— Слушайте, братцы! — понизил голос Слива. — Давайте мы им реально про субботники напишем! И мать его через пень! А чего этот надутый индюк нам тычет в морду своими порядками?! Телефоны забрали, как будто мы в ментовке сидим, а не в бизнес-школе! Беспредел, в натуре! Егорку выгнал, как будто нельзя было его на задней парте оставить! А?

— Мальчики, а правда, давайте, умоляю! — Вика Плюшкина прижала к груди руки. — Не ради профицита, а так — для себя! Стыдно ведь, ужасно стыдно! Эдик! Ты что молчишь?

— А что, я не против! Прикольно!

— Ха, вроде как п-письмо запорожцев американскому султану. Ну-ну!

— Вы только представьте, братва, как у этого мудака глаза на лоб вылезут! Да я за одно это целый день буду бревно носить!

— Мужики, а вдобавок к субботникам учредить на предприятии Совет рабочих депутатов!

— Н-ну, это лишнее! У н-нас вон профсоюз какой з-зубастый!

— Вперед! Юра, садись за машину! Печатай меморандум. Десять минут у нас есть, успеем.

— Я не очень быстро п-печатаю. П-пускай лучше Вика…

Быстрые пальчики Вики Плюшкиной запрыгали по клавиатуре.

Антикризисный план администрации под пафосным названием «Семья в час испытаний» получил одобрение профсоюза и стал немедленно претворяться в жизнь. Дополнительная эмиссия успешно разошлась. Эдик Каспарян вошел в совет директоров. Незначительные сокращения персонала сопровождались большими компенсациями. Семьдесят пять человек, в их числе слепые братья Билл и Джон изъявили желание получить новые профессии. Саманте Клаус была предложена досрочная пенсия. Выгнанный из класса Егор Анисов заочно стал председателем общественного фонда «Работа и справедливость».

И наконец, настал день, когда американские рабочие и служащие, немного поворчав, вышли на работу бесплатно. Власти обеспокоились, но в комиссию штата по трудовым спорам не было подано ни одной жалобы. Семья достойно встретила час испытаний. Казалось, еще немного — и на самой высокой заводской трубе Северной Каролины появится красный флаг.

К положенному сроку меморандум был готов.

Бегло пролистав страницы, профессор Грибов поднял на переговорщиков ошарашенный взгляд.

— Вы… уверены? Я имею в виду… последний пункт.

— Абсолютно уверены. У н-нас есть все основания рассчитывать на успех нашей антикризисной программы, — отчеканил фондовый спекулянт Шерингарц. — Профсоюз обещает п-полную поддержку.

Эдик Каспарян незамедлительно подтвердил готовность профсоюза к сотрудничеству с администрацией.

— У нас большой авторитет среди трудящихся, — веско добавил он.

— Может быть, вам немного не хватило времени? Я думаю, что десять или пятнадцать минут мы могли бы выделить дополнительно, это непринципиально. Вы практически справились. Я имею в виду м-м… одну из команд.

— Нет, спасибо. Это окончательный в-вариант. Здесь вторая копия д-для доктора Ковальски.

— Ну что же. Все свободны. Нам нужно время, для того чтобы детально ознакомиться с планом и определить результат игры, — давя вздох, сказал Грибов. — Ждем вас обратно примерно через час.

В коридоре учебного корпуса сумрачно. Занятий сегодня нет. Пахнет старым дощатым паркетом, высокие дерматиновые двери заперты.

— Эх, братва! Какой же это кайф — не быть чмом!

— К-кажется, мы устроили им н-небольшое экономическое чудо!

— Доктора Ковальски сейчас хватит кондратий! В жизни небось не видал такого крутого антикризисного плана! Гы!..

— Мужики, надо бы Егорку найти. Если он в буфете, конечно.

— Да, расстроили парня.

— Пойдемте скорее!

В урну и мимо полетели окурки. Вика Плюшкина первой скатилась по лестнице и побежала к буфету.

— Егор! Егор! — громко кричала она, и пустое субботнее здание отвечало ей дробным эхом.

В буфете загремел опрокинутый стул. С сосиской на вилке в коридор выскочил Егор.

— Ну что?!

— Егор! Егорка! — кинулась к нему Вика. — Мы договорились! Представляешь — мы договорились!

— Здорово! А кто выиграл?

— Не знаю!..

Не выиграл, разумеется, никто.

Доктор Ковальски признал соглашение несостоявшимся и уехал в Америку. Один. Комментировать результат игры он отказался.

Профессор Грибов в тот же день достал из антресольной пыли свою давнюю кандидатскую диссертацию и полистал перед сном.

— Ведь это тоже была великая идея, — ностальгически бормотал он и слюнявил указательный палец.

Банкир Слива еще до окончания бизнес-школы стал настоящим банкиром, то есть заручился поддержкой определенных структур, подсидел председателя правления и заграбастал весь банк под себя. С тех пор банк существенно вырос в размерах и окончательно попал на карандаш к компетентным органам. С которыми, впрочем, банкир Слива тоже успешно договаривается.

Оля Ситникова год спустя вышла за банкира Сливу замуж. Что-то все же в нем есть, в этом Сливе. Сначала Оля упорно работала пресс-секретарем в его банке, а потом забеременела двойней и смирилась с положением жены нового русского.

Леня Голубев выгодно продал свой маленький торговый бизнес, а позже, когда покупателям понадобилось задать ему несколько имущественных вопросов, найти его нигде не смогли. Ходили слухи, что он скрывается то ли в Мордовии, то ли, наоборот, в Мексике. Оля Ситникова говорит, что она всегда ожидала от «этого Голубева» чего-то подобного, и Слива, как и во всем остальном, согласен с женой.

Егор Анисов учится за границей, но не в Америке, а в Англии, тоже в очень приличном месте. У его папаши, как и полагается депутату, там имеется какая-то записанная на чужое имя недвижимость. Егору пришлось какое-то время пообщаться с психологом, зато сейчас он почти справился с застенчивостью. На фото он похож на молодого Герберта Уэллса. Ему в общем-то с самого начала было наплевать на этот несчастный Стэнфорд.

Юре Шерингарцу не повезло. На каком-то вираже нашего безумного фондового рынка он не вписался в нужный поворот и потерял все деньги. Но Юра не пал духом. Сейчас он сидит на скромном окладе в страховой компании и потихоньку отдает долги. К тому же я точно знаю, что он снова начал писать стихи.

Василий Головко по-прежнему возглавляет отдел в Восточно-Сибирской нефтяной компании, и особых перспектив, по его словам, не видно. Все-таки он немножко консерватор и тугодум. Впрочем, в нужное время и в нужном месте такие люди ценнее всего.