Борис Гайдук - Плохие слова

— Ладно. Понесли, что ли, твое имущество обратно?

Картины снова уложили в цельнометаллическую «Газель». Повеселевший Гриша побежал за едой в дорогу.

Сергей с трудом шевелил неопохмеленными мозгами.

«Татьяна меня за эти картины убьет, — заранее пугался он. — Мы с Гришкой за эти три дня ей и так всю кровь выпили».

Два месяца назад художник Григорий Капитанов привез в Музей современного искусства персональную выставку. Важно ходил на открытии в электрических лучах славы, дал интервью телеканалу «Культура» и нескольким изданиям.

Богемного вида гости жали Гришке руку и говорили о свежей струе в гуманистическом контексте, амбивалентности видимого мира и эманациях общественного сознания. Нафталиновый старичок с большими диоптриями напирал на духовное возрождение нации. Из соседней школы пришла экскурсия.

Закрытие прошло скромнее.

Гриша в основном пил водку у своего старого друга Сергея Пличкина и безуспешно пытался вызвонить нескольких подруг пятнадцатилетней давности.

Появился Гриша с пакетом еды и почти пустой бутылкой пива.

— Эх, Серега, я за это твой конный портрет в натуральную величину напишу! — издали закричал он. — В костюме Генриха Четвертого! Что скажешь?

— Почему Четвертого? — спросил Сергей, провожая завистливым взглядом булькающую в Гришиной руке бутылку.

— А какого ты хочешь? Восьмого? Давай Восьмого!

— Мне все равно какого.

— Эх, Серега, Серега! — взбодрился от пива Гриша. — Не ругайся ты на меня! Если бы ты знал, что это такое — дышать красками и маслом! Что значит каждой картиной заново начинать Сотворение мира! От первого дня до седьмого!

— Куда уж нам, — буркнул Сергей.

Гриша вытащил из пакета еще одну бутылку.

Сергей взглянул на часы. Делать на вокзале больше нечего, но Гришу бросать неудобно. Пятнадцать лет не виделись с тех самых пор, когда он уехал жить в свой Барнаул. А тут вдруг объявился, весь из себя художник, творческая личность, да еще с персональной выставкой в известном музее. На шее пестрый платок, штаны на два размера больше, пальцы в красках. А ведь раньше рисовал только баб голых в книжках. Вообще-то и сейчас рисует. Только теперь это называется «обнаженная натура».

— …И в одной заброшенной прачечной, в жалких комнатушках жили Пикассо, Модильяни, Хаим Сутин, другие. И все они были гениями, все до единого. Представляешь, старик, какая там была энергетика? Они там вместо воздуха дышали живописью. Голыми руками расписывали стены, дарили друзьям рисунки, которые сейчас стоят сотни тысяч. Представляешь?

— Ну да.

— Вот, Серега, когда я помру знаменитым, мои картинки, что у тебя висят, будут стоить бешеных денег. А я напишу про тебя в своих мемуарах. Хе-хе, шучу.

— Что значит «шучу»? Не напишешь, что ли?

— Эх, Серега, — посерьезнел Гриша. — До мемуаров еще знаешь сколько нужно перелопатить выставок?! Сколько жоп вылизать разным музейщикам?! Многие всю жизнь рисуют, и хорошо рисуют, а толку — ноль. Ничего не выставляют. А у меня уже вторая персональная выставка. И — в Москве. Ты хоть понимаешь, что это такое? В Москве!

Сергей пожал плечами. Где еще быть нормальной выставке? В Питере разве что. Да за границей.

— Ладно, Серега, я пойду. Я тебе сразу же позвоню. Век тебя не забуду, спасибо. Правда.

Гришка обхватил Сергея за туловище и легко оторвал от земли. Здоровый лось, даром что художник. Поезд заскрежетал и тронулся с места.

— Что за хрень! — вскрикнул Гриша и бросился догонять свой вагон.

Отпихнув проводницу, он впрыгнул в дверь, обернулся и замахал рукой.

— Передвижник, мать твою! — усмехнулся Сергей вслед уплывающему составу.

В гараже Сергей выпил бутылку пива, перевел дух и скептически оглядел замкнутое пространство. В принципе равномерно распихать можно. Но заниматься сегодня этим не хотелось. Лучше завтра с утра.

— Так я и знала! — гремела посудой в раковине Татьяна. — Так я и думала, что этим все кончится! Да ведь этот хлам в твою машину еле влез, где ты его в гараже хочешь сложить? Где?

— Во-первых, половину он увез. А остальное заберет через неделю-другую.

— Через какую неделю?! Какую другую?! Ты что, Гриши своего не знаешь? О господи! Эй, да вы с ним еще пили, что ли?

— Нет, это я по дороге бутылочку выпил.

— Куда я там теперь капусту поставлю?

— Тань, ну хватит орать! Мне эта живопись самому ни в какое место не уперлась! Что, выкинуть все надо было, да?!

Татьяна оставалась сердитой весь вечер. Олег и Леночка выбрались из своей комнаты, радуясь тишине, наступившей после отъезда дяди Гриши.

В два захода Сергей вынес к мусоропроводу накопившиеся бутылки.

Ночью Татьяна отпихнула мужа и завернулась в свое одеяло. Сергей не настаивал и быстро уснул.

Утром Сергей выгнал машину, еще раз оглядел гараж, распаковал склеенные скотчем связки картин и стал их расставлять. Большие выстроил вдоль стен, средние уместил на полках, маленькие рассыпал по всем свободным местам.

Румяная школьница с мячом в руке заслонила собой стопку зимней резины.

Римская волчица с детишками скрыла убитый, но вполне годный на запчасти волговский движок, задарма купленный в соседнем таксопарке. Кареглазая волнующая красотка в венке из золотых цветов, слегка прикрытая висящими на крючках халатами, томно смотрела от умывальника.

Сверху донизу гараж неузнаваемо разукрасился жирными подсолнухами, цветами, животными, летящими по небу ангелами и добрыми толстощекими детьми. И женщинами: радостными, мечтательными, зовущими.

«Это мы! — строили глаза женщины Сергею. — Нас нарисовал художник, смотрите на нас, мы красивые.»

— Ай да Гришка, сукин сын, — присвистнул Сергей, чувствуя неожиданное волнение. — Вот ведь сколько всего намалевал, плодовитый ты наш!

Сергей сел за руль и бережно, стараясь не газовать, заехал обратно в гараж. Машина поместилась с трудом, прямо в лобовое стекло свесился хитроглазый змей, предлагающий легкомысленной Еве ослепительно красное яблоко.

— Ну что, разложил художества? — спросила подобревшая Татьяна.

— Да, все влезло, можешь сама посмотреть.

— Что смотреть, я на вашей выставке видела. Как был Гришка юбочник, так и остался. Горбатого могила исправит.

— Это точно.

Позвонил Гриша.

— Как дела, старичок? Поместилось мое культурное наследие?

— Поместилось, — коротко отвечал Сергей.

— Вот, я тебе говорил, что все будет в порядке! Скоро я что-нибудь придумаю!

— Думай быстрее, пока крысы не начали жрать твою живопись, — раздраженно брякнул Сергей.

— Что… что? — залепетал Гриша. — Какие крысы? Ты что? Ты о чем?

Сергею стало совестно.

— Это я так, шучу. У меня все забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, мне только крыс там не хватало.