Линн Каллен - Миссис По

Миссис По встала.

– Интересно, если бы такое случилось с Нью-Йорком, в каких позах были бы люди?

– Виргиния, что за ужасные идеи! – закудахтала миссис Клемм, тоже поднимаясь. – Вы с Эдди – два сапога пара.

Вместе с миссис По я двинулась к дверям гостиной. Немного не доходя до них, она остановилась.

– Как вы думаете, люди вели бы себя иначе, если бы знали, что их в любой момент может настигнуть нечто подобное? – Она внимательно смотрела, как я стараюсь улыбнуться.

– По счастью, поблизости от нас нет никаких вулканов.

– Благодарение Господу! – проблеяла миссис Клемм.

– Да, – вторила ей миссис По, – благодарение Господу. – И она двинулась дальше в шуршании лент, а ее мать грузно переваливалась следом. Я прислонилась к дверному косяку.

Вторая горничная, Марта, поднималась по лестнице со щеткой и зольной чашей, видимо, собираясь вычистить камины. Увидев меня, она остановилась.

– С вами все в порядке, мэм?

Я оторвалась от двери:

– Конечно. Спасибо.

Я вернулась за стол, взяла перо и некоторое время смотрела на чистый лист бумаги, а потом положила перо на место. Вся моя творческая энергия до последней капли куда-то испарилась.

Середина мая в Нью-Йорке – время всяческих безрассудств. Когда клыки зимы перестали терзать шкуры горожан, головы у всех закружились. По субботам на Вашингтон-сквер собирались толпы, чтобы посмотреть на учения милиции. [61]Воодушевить мужчин, которые всю неделю были одеты в черное, а на параде щеголяли в красных кушаках, белых брюках и лаковых кожаных касках с плюмажем, было на удивление легко. По воскресеньям же семьи тянулись за город, проезжая через мою часть города. Анам с друзьями нравилось отправляться в конец Бродвея и смотреть, как растут красивые новые дома в окрестностях Юнион-сквер. Обычно мы двигались к востоку по недавно заложенной, еще не замощенной Семнадцатой улице, разгоняя по пути возмущенных свиней и гусей. Миновав ютящиеся на еще не выровненных холмах ветхие лачуги, мы в конце концов выходили к лугам, которые когда-то были частью угодий голландских фермеров. Там можно было расстелить одеяла и устроить пикник. Стрекотали сверчки, кролики выскакивали из своих норок, воздух полнился сладким медвяным ароматом клевера, и невозможно было даже вообразить, что всего лишь через год ни этих холмов, ни лугов уже не будет.

Однажды в такой вот воскресный день неподалеку от нас некий господин в защитных очках готовил к полету свой воздушный шар. Бартлетты, я и наши дети, растянувшись на подстилке, наблюдали, как пульсирует шар, наполняясь горячим воздухом, и к нам подкатила мисс Фуллер в своем маленьком экипаже. Сегодня на ней был белый бисерный воротник, достававший до самого подбородка, и я мимолетно задумалась, в каком племени принято носить столь неудобное украшение.

Мисс Фуллер кивнула в сторону воздухоплавателя:

– Куда это он собрался?

– Мы не знаем, – весело отозвалась Элиза. Она, улыбаясь, смотрела на своих сыновей, которые галопировали вокруг нас, оседлав лошадок на палочках, и на Мэри, пытавшуюся их утихомирить. – Мы как-то даже не поинтересовались.

Мисс Фуллер, нахмурившись, поглядела на меня:

– Ваш По наверняка сказал бы, что эта штука полетит через Атлантику. Не могу поверить, что люди так просто проглотили его прошлогоднюю мистификацию в «Сан». Как будто какая-то «летающая машина» может пересечь океан, да еще всего за три дня! [62]

Мой По? От страха и чувства вины по шее пробежал холодок. Учитывая обстоятельства, я в последние несколько недель жестко, насколько смогла, ограничила общение с мистером По. Я не выходила к нему у Бартлеттов, не бывала ни на его лекциях, ни на тех, которые он мог бы посетить. Я не ездила в салон мисс Линч и не гуляла по Бродвею. Нас связывало лишь одно – стихи. Я посылала их для публикации под вымышленным именем в «Джорнал», хоть и знала, что этого не следует делать. Да, это всего лишь слова, но ведь я – поэт. Слова – это моя валюта, и я знаю им цену. В стихах я была страстной и ужасающе смелой, я позволяла себе то, что никогда не могла бы позволить в светском разговоре, мистеру По требовалось лишь умение читать между строк. О, я прекрасно понимала, что высвобождали в нем мои стихи. Он ведь тоже был поэтом. Я знала, что делаю, когда молила его в стихотворении «Ответ Любви»: «напиши мне от сердца».

И он внял моей мольбе. Решительно и безоглядно. Он называл меня «возлюбленной», писал о «лучистых дорогих глазах», о «сияющей улыбке». Хотя он посвящал эти стихи «Кейт Кэрол», или «Ф…», или придумывал других адресатов, я знала, о ком в них шла речь. Раз в неделю я дрожащими руками открывала свежий номер «Джорнал» и искала там страницы с его новыми стихами. Жадно прочтя их, я прижимала журнал к груди, словно это был человек, написавший дорогие мне строки. Потому что в каком-то смысле так оно и было.

– По пустил эту утку в прошлом году, верно? – Мистер Бартлетт угощался с блюдечка первой в этом сезоне клубникой. – Многие ужасно огорчились.

– Он мастерски пересекает границу между реальностью и вымыслом, не так ли? – сказала мисс Фуллер. – Люди разозлились, потому что поверили ему, а потом почувствовали себя одураченными. Никому не нравится, когда его вот так водят за нос.

В этот миг на Семнадцатой улице появился марширующий оркестр, впереди которого, заполошно хлопая крыльями, бежали гуси. Под нестройный рев труб и тромбонов наше внимание обратилось к серой в яблоках лошадке в плюмаже, похожем на плюмаж милиционера, и красному зарешеченному фургону, в который она была впряжена. В нем, под плакатом, гласящим «ПОСЕТИТЕ МУЗЕЙ БАРНУМА», обреталось некое крупное шелудивое существо.

– Лев! – закричала Винни.

– Барнум, – проговорил мистер Бартлетт. – От него можно хоть где-то отдохнуть? Наверное, следы его присутствия можно будет найти даже в самом сердце девственной Африки, когда какие-нибудь исследователи смогут наконец туда добраться.

– Поздно, он там уже побывал, – сказала мисс Фуллер, – и лишил свободы нескольких благородных животных. Он совершенно бессовестно использует своих ближних. Несчастного малютку Страттона [63]он возил по всей Европе под видом Мальчика-с-пальчик. Бедняга хоть и разряжен в пух и прах, живется ему не лучше, чем этому злополучному зверюге.

– Можно нам пойти посмотреть льва? – взмолился старший из сыновей Элизы, и к нему немедленно присоединились все остальные дети.

– Сходи с ними, – попросила Элиза мужа, – а Мэри тебе поможет.

– Только если ты тоже пойдешь. – И он потянул Элизу за руку. – Эта музыка пугает меня куда больше, чем лев.

– Вы хотите пойти? – спросила Элиза у Винни и Эллен. Тем не нужно было предлагать дважды.