Линн Каллен - Миссис По

Мистер Грили и мистер Брэди восхищенно смотрели на меня, в сердитом взгляде мисс Фуллер явно читалось: «А я предупреждала!» – миссис По надула губы. Но от мученического выражения лица мистера По у меня перехватило дыхание. Гнев, сожаление и тревога сменились на нем гримасой убийственной ярости, и я испугалась за преподобного Гризвольда.

В этот миг, будто ниспосланные Небесами, в воздухе разлились звуки арфы. Все обернулись в поисках их источника и увидели некоего господина, который настраивал инструмент, расположившись под увитой розами решеткой. Рядом с ним, терзая в руках платок, стояла пышная женщина в черном.

Владелец сада, тучный мужчина, перечеркнутый цепочкой от часов, сделал знак подойти поближе.

– Дорогие друзья, спешу представить вам мистера и миссис Николя Шарль Бокса, [66]совершающих турне по Америке!

Все мы воспитанно двинулись в сторону арфиста и его жены, и на лице мистера По застыло холодное, надменное выражение. Окруженные толпой зрителей, оперная певица и музыкант исполняли произведения последнего. Когда они закончили, мое сердце наконец-то билось в нормальном ритме, и я с энтузиазмом и благодарностью присоединилась к аплодисментам.

Преподобный Гризвольд, заметив мой пыл, воскликнул:

– Ее голос словно флейта!

– А знаете, – под незатихающие аплодисменты сказала мне мисс Фуллер, – мы имеем удовольствие слушать «Бокса» в Нью-Йорке лишь потому, что их изгнали из Лондона. «Миссис Бокса» на самом деле миссис Бишоп, жена композитора Генри Бишопа. Они оставили Лондон под угрозой смерти. Прелюбодеяние там неприемлемо так же, как здесь.

Я продолжала хлопать.

К музыкальной чете присоединился некий господин со скрипкой. Он и арфист заиграли, музыка становилась все более насыщенной, пока наконец концерт не превратился в музыкальную дуэль. Каждый из соперников старался превзойти другого в музыкальности и виртуозности, и наконец скрипач ловко свернул на мелодию веселой польки. Толпа в восторге разразилась аплодисментами, а я незаметно выскользнула из нее и вышла за ворота.

Я быстро шла вдоль ограды из белого штакетника, окружающей сад, и вдруг услышала шаги за спиной. Минетта-стрит с ее преступниками была всего в нескольких кварталах, и я ускорила шаг. Тот, кто шел сзади, поступил так же. Я уже почти бежала, когда мистер По схватил меня за руку.

– Френсис, куда вы? Одной тут небезопасно.

– Со мной все в порядке!

Он без предупреждения вдруг притянул меня к себе. Моя шляпа упала на тротуар, когда он поцеловал меня.

Я отшатнулась. Мои губы стали мокрыми от его губ.

– Вы не можете так поступать! – Я дико огляделась по сторонам.

– Я думал, что смогу без тебя, что мне будет достаточно стихов. Я ошибся.

– Почему нет? Вам должно быть легко без меня обходиться, я ведь всего лишь добрый друг.

У меня перехватило дыхание, когда мимо, разрывая темноту фонарем и трясясь, проехала карета. Пока она была поблизости, я стояла, отвернувшись.

– Мои стихи были анонимными.

– Она нашла письмо, сопровождавшее стихи. Я допустил ошибку, оставив его в кармане.

Я попыталась припомнить, что могла написать в этом письме.

– Она знает, что ты мною интересуешься. – Он вздохнул. – Я боялся за тебя.

– Теперь все думают, что мы любовники.

– Думаешь, мне есть дело, кто что вообразил? – Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.

Сзади раздался звук шагов, и мы отступили друг от друга. Миссис По, мелко ступая, подошла к нам, когда ее муж поднимал мою шляпу. Она поглядела на него, на меня, и уголки ее рта опустились, как у обиженного ребенка.

– Боюсь, мне надо идти, – тупо проговорила я. – Жаль, сегодня нам не удастся побеседовать.

Поглядев на меня, она презрительно нахмурилась и повернулась к мужу:

– Я устала, Эдди. Поедем домой.

Она раскашлялась, и мистер По сразу же увел ее, не сказав ни слова. Однако она все равно успела бросить через плечо полный незамутненной ненависти взгляд на мое платье, так похожее на ее собственное.

В общей комнате Бартлеттов царила удушливая жара, но мне все равно хотелось глупо хихикать. Одного вида преподобного Гризвольда, сидящего на диване конского волоса и сжимающего рукой в белой перчатке стакан воды, хватило для возникновения подобного желания. А может, причиной была возмутительная похвальба относительно его обедов у маститых поэтов, приглашений в их замечательные дома и их хвалебные отзывы о его поэтических антологиях. А может, виновата возникшая в моем мозгу фривольная картинка, на которой преподобный отдается любовной страсти к своей мертвой жене. Хотя, вероятнее всего, дело было просто во мне самой. Знает ли мир более неуравновешенное существо, чем изнемогающая от вожделения женщина?

В воскресенье, меньше чем через неделю после нашей встречи в Саду Нибло, мистер По забежал на минутку к Бартлеттам сообщить, что поселился с семьей по соседству, всего в нескольких домах от них. Я не могла поверить, что он осмелился обосноваться так близко. Мало того, он стал захаживать почти каждый вечер после работы, предлагая то новую книгу для магазина мистера Бартлетта, то саженцы для палисадника Элизы, то южные идиомы для словаря. Он ни разу не сказал, что пришел нанести мне визит, изыскивая иные поводы. Но, даже когда он стоял ко мне спиной, вручая Элизе рассаду нового сорта роз, или наблюдая, как пишет за столом мистер Бартлетт, или, претворившись чудовищем, гонял по холлу восторженно визжащих детей, я все равно чувствовала, как его душа стремится к моей.

Эффект был сокрушительным. Существует ли более мощный афродизиак, чем висящий прямо перед глазами запретный плод?

Сейчас я цеплялась за любую возможность сосредоточиться на тяготившей меня беседе с преподобным Гризвольдом, будь то муха, ползущая по его лацкану, приглушенные голоса слуг внизу или негромкий треск, с которым игла Элизы протыкала натянутую на пяльцы ткань.

Все было бесполезно. Я блуждала в воспоминаниях о невозмутимой улыбке мистера По, о его жилистых запястьях и красивых длинных пальцах.

– Вы согласны, миссис Осгуд?

Я вдруг обнаружила, что розовое лицо преподобного Гризвольда обращено ко мне.

– Простите, я как-то не расслышала.

Морщина меж его бровей углубилась.

– Мисс Фуллер слишком далеко зашла в своей последней статье для «Трибьюн». – Он увидел, что я все еще не понимаю, о чем речь, и добавил: – В статье об этом безумном вермонтском проповеднике свободной любви Джоне Хамфри Нойесе. [67]

– Я ее не читала.

– Вы должны быть в курсе подобных вещей, моя дорогая. Вы известная поэтесса, и ваш долг – выступать против лжепророков.

– Благодарю за комплимент, но мне не кажется, что я должна этим заниматься.