Зоэ Бек - Голос крови

Снова молчание. Затем:

– Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Фиона Хейворд. Вы хоть спросите ее.

Послышалось шуршание карандаша по бумаге. Затем включилась успокоительная мелодия ожидания. Фиона чуть не заснула.

– Вы слушаете?

Фиона встрепенулась:

– Да-да. Я здесь.

– Когда точно скончалась ваша мать?

– Пятнадцатого сентября тысяча девятьсот девяносто первого. Вследствие автомобильной аварии. На А68 под Анкрумом.

– Ага. Да. Извините, мисс Хейворд. Здесь каждый день бывают такие странные звонки. Ваша тетушка передает вам сердечный привет, но никак не может сейчас подойти к телефону. У нее в кабинете пациент. Она спрашивает, не находитесь ли вы где-то поблизости и не можете ли к ней зайти?

Тоже вариант. Такого приветливого отклика Фиона не ожидала. Она быстро прикинула в уме, как можно добраться до Дарлингтона, но почувствовала, что еще не способна на такой подвиг.

– Я бы с радостью приехала. Только вот… я сейчас болею и пока еще очень слаба.

Молчание. На этот раз Фионе показалось, что на том конце трубку прикрыли ладонью. Ее взгляд упал на адрес в Интернете, и только тут она прочла специальность Патрисии – психиатр. О’кей. Этим объясняется, почему ассистентка говорила о каких-то странных звонках. Возможно, теперь Фиона попала в разряд «опасных пациентов».

Наконец:

– Дайте мне ваш адрес и номер телефона.

Фиона продиктовала.

– Завтра суббота. Вы будете дома?

Итак, завтра! Завтра она познакомится с сестрой своей матери. Единственное, что осталось после нее. Кроме самой Фионы. Она почувствовала биение пульса даже в кончиках пальцев, даже в ступнях, так она разволновалась.

На следующее утро Фиона подкрепилась большой чашкой кофе и тостом. Хотя Мораг наготовила ей на завтрак много всякой всячины, но она к этому не притронулась. Отказалась от ее предложения сбегать, если надо, в магазин. Она решила, что сделает все сама, так как почувствовала прилив сил. В какой-то момент Мораг до того довела ее своей заботой, что нервы Фионы не выдержали и она на нее накричала. Тогда Мораг вообще ушла из дома, хлопнув дверью. Фиона тотчас же об этом пожалела, но ей было не до того, чтобы бежать вслед за Мораг и просить у нее прощения. Она отправила ей эсэмэску в надежде, что подруга простит ей этот срыв. Они редко ссорились и всегда потом мирились.

Фиона хотела произвести на Патрисию хорошее впечатление. Она оделась соответственно, прилично, но скромно: в простые джинсы, под темную вязаную кофту – белую блузку, про которую давно не вспоминала. Никакого макияжа, волосы попросту заплела в косу. К назначенному часу она так изнервничалась, что уже бранила себя, зачем выпила столько кофе. У нее даже мелькнула мысль воспользоваться заначкой диазепама, раздобытого не совсем легальным путем. Однако она слишком радовалась тому, что в кои-то веки почувствовала себя живой и бодрой, и ей не захотелось глушить это ощущение.

За считаные минуты до назначенного времени зазвонил ее телефон. Это был Роджер. Прямо как нарочно подгадал!

– Хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Заскочить к тебе сегодня?

– У меня гости. Сейчас не могу с тобой говорить. Благодарю тебя за заботу, у меня все хорошо, давай поговорим в другой раз. Может быть, завтра, – ответила Фиона и просто положила трубку.

Только его сейчас и не хватало!

И тут раздался звонок в дверь. Пришла Патрисия Гарнер.

– Пожалуйста, не называй меня тетушкой! – сказала она с улыбкой.

Патрисия выглядела совсем не так. Фиона рассчитывала увидеть женщину, очень похожую на ее мать. Виктория была среднего роста, худощавая и темноволосая, со светлыми глазами на овальном лице. Патрисия была очень высокая и не стройная, а скорее сухопарая. Выдающиеся скулы придавали лицу своеобразную красоту. У нее были широко расставленные глаза, и Фиона тщетно высматривала в ее облике сходство с собой. Почти черные волосы Патрисии были коротко подстрижены, губы накрашены очень яркой красной помадой, в остальном – никакой косметики. Шарф, который она небрежно перекинула через плечо, повторял цвет помады. На ней были широкие брюки свободного покроя и простой свитер, то и другое выдержано в приглушенных землистых тонах. Никаких украшений, даже наручных часов.

Сначала разговор не клеился. Они осторожно присматривались друг к дружке, затрагивая общие темы. Это были ничего не значащие фразы типа «Ну а ты что вообще поделываешь?», какими обычно перебрасываются двое на первом любовном свидании. Проведя пятнадцать минут за такими разговорами, Патрисия наконец задала спасительный вопрос:

– Но ты ведь позвонила мне не для того, чтобы спросить, какая нынче погода в Северной Англии. Чем я могу быть тебе полезна?

Фиона заранее заготовила ответ:

– Я хочу знать, кто я такая.

Она рассказала, что Роджер ей не настоящий отец. Что в жизни ее матери было несколько лет, о которых ничего не знал ни сам Роджер и никто из знакомых.

– И ты думаешь, что я могу дать на это ответ? Я прекратила все контакты с Викторией, когда была еще студенткой.

– А почему?

Патрисия пожала плечами:

– Она увела у меня дружка, причем не в первый раз. Только этого она еще и женила на себе.

– Неужели Роджера? – удивилась Фиона.

– Она была миловидней, чем я. Могла бы найти и других мужчин, но ей нужны были те, которые проявляли интерес ко мне. До сих пор не могу понять почему. А потом она ушла от Роджера, поскольку не могла от него родить. После замужества мужчины перестали быть такой горячей темой, она успокоилась, и осталась одна тема – дети. Я никогда не мечтала о детях. Меня бы не волновало, может Роджер или не может иметь детей. Но ей во что бы то ни стало надо было заполучить Роджера и так вскружить ему голову, что он уже и помыслить не мог ни о какой другой женщине.

Патрисия снова улыбнулась, на этот раз грустно, но Фионе не показалось, что она разбередила ей старую рану.

– Роджер мне этого никогда не рассказывал.

– Это меня не удивляет. Меня больше удивляет то, что он вообще обо мне упомянул. Виктория постоянно предпочитала о чем-то умалчивать, а Роджер вскоре попал к ней в рабскую зависимость…

– «Рабская», наверное, самое подходящее выражение, – заметила Фиона. – Но что ты знаешь про годы, которые Виктория и Роджер прожили врозь?

Патрисия бросила на Фиону долгий взгляд:

– О твоем настоящем отце я ничего не могу тебе сказать, могу только о матери.

– Я знаю, кто моя мать. Я знала ее тринадцать лет, – осторожно произнесла Фиона, удивленная тем, как упорно Патрисия сворачивает на эту тему.

– Ты пыталась покончить с собой? – вместо ответа спросила Патрисия.

Фиона натянула пониже рукава своей вязаной кофты:

– Это почему же?