Зоэ Бек - Голос крови

Когда она снова проснулась, было уже посветлее. Сумерки. Рассветные сумерки. Ну слава богу! Можно вставать и позавтракать. Пить. Чаю бы. Возле кровати стоит телефон, как в гостинице. Она позвонит и скажет: «Я проголодалась. И хочу пить. Чаю».

Но только она не смогла позвонить. Руки стали до того тяжелые, как будто они налиты свинцом. Они лежали по бокам и не двигались. Вот так: руками вообще не шевельнуть. Но может быть, это пройдет, если поспать. И зачем тебе чай, если ты еще толком не проснулась. Отдохнуть. Вот что надо.

В следующий раз она проснулась, когда солнце уже поднялось высоко. Солнце? В прошлый раз, кажется, ведь все было в тумане? Или туман был у нее в голове? Она смогла приподняться с подушки и посмотреть в окно. На окне по-прежнему была решетка. Естественно. Чтобы обезопасить на случай самоубийства. Но ведь, кроме этого, есть еще столько способов, чтобы покончить с собой. Вся жизнь – это сплошное самоубийство. В сущности, речь идет лишь о том, чтобы выяснить для себя, какой способ самый лучший. К сожалению, мало кто из людей это знает, и все выбирают неправильный. Болезнь, например. Ну ладно. Это кому как нравится. Фиона поморгала, разгоняя застилавшие взор тени, и спустила ноги с кровати. Получилось. Оказывается, она может, дело не так уж плохо. Что такое в представлении Фионы «не так уж плохо»? Это когда ты можешь двигаться, видеть, слышать, обонять, ощущать вкус и чувствовать.

Она медленно встала с койки и направилась в крошечную ванную. Приняла душ, почистила зубы, справила нужду, переоделась. Все функции работают, только есть ощущение какой-то оглушенности.

Таблетки. Побочное действие новых. Или проявления абстиненции от старых. Во всяком случае, это вполне нормально, все нормально. Сердце еще бьется, и она может видеть, слышать, обонять, ощущать вкус и чувствовать. Только бьется сердце слишком уж часто, но такое бывает. Наверняка абстинентные явления, если хорошенько подумать. Все совершенно нормально.

Бен… С ним что-то связано. С Беном надо поговорить. Все просто: несколько минут думать только о Бене и повторять про себя алфавит. Тогда она вспомнит. Она всегда так делала, если нужно сосредоточиться: повторяла мысленно алфавит и нужное само вспоминалось.

«Моя мать», – вспомнила она на букве Ф. Ф, правда, не ее буква, но она ее вспомнила, и это хорошо, теперь она знает, зачем надо было позвонить Бену. Мобильник лежал у нее в сумочке. Сумочка должна быть где-то здесь. Возле кровати. Можно вытряхнуть сумочку и поискать мобильник. Чего тут особенного, очень простое дело!

Фиона вытряхнула сумочку и внимательно рассмотрела ее содержимое. Не торопясь. Но мобильника не было. Она еще раз все пересмотрела. Мобильника нет. Снова вспоминать алфавит, чтобы мысли не разбегались, а они так и норовили разбежаться, а если их отпустить, она опять заснет, спать нельзя.

Нет мобильника. Нет Бена. Нет мамы.

Что-то в этом перечне не так.

Нет мобильника.

Такого не может быть. Он должен быть где-то тут. Спасибо адреналину, мысли сразу перестали путаться так беспорядочно, словно ватные шарики в вакууме.

Нет мобильника!

Тогда она обыскала всю комнату, каждый сантиметр, посмотрела во всех углах. Как же Бен ей позвонит, если нет связи? Наверное, где-то потеряла. Забыла в каком-то месте. Такое могло случиться.

Фиона направилась к двери и хотела ее открыть. Дверь была заперта. Значит, ей это не приснилось. Она подергала ручку, стала стучать. Затем крикнула: «Есть тут кто-нибудь?» Стала кричать: «Помогите!» Не слышно ни души! Она вспомнила про телефон. Сняла трубку и хотела набрать номер, как вдруг чей-то голос спросил: «Мисс Хейворд? Чем можем быть полезны?» Женский голос.

Фиона попросила, чтобы ей принесли завтрак и чтобы отперли дверь.

– У вас не заперто, – ответила женщина.

Телефонные объяснения затянулись. Про мобильник Фионы она тоже ничего не знала – не видела, не слышала, и он, конечно, там и лежит, где Фиона им в последний раз пользовалась. Обладательница женского голоса начала вредничать.

Фиона еще раз все обыскала. Ничего не обнаружила. Она пошла к двери, начала трясти ручку, и в тот же миг дверь отворилась. Вошел санитар с подносом. Быстро поздоровавшись, он поставил поднос на прикроватную тумбочку и удалился. Фиона кинулась к двери. Дверь распахнулась во всю ширь и очень легко. Фиона выглянула в коридор, он был весь виден из конца в конец. Она могла выйти в коридор, если бы пожелала, но сейчас ей это было ни к чему, она проголодалась и хотела позавтракать. При широко открытой двери. Едва она кончила есть, как снова пришел санитар и спросил, не надо ли ей еще чего-нибудь. Она сказала:

– Да, мой мобильник.

Санитар ответил:

– Он у вас в комнате. Вы поищите хорошенько.

Забрав пустой поднос, он ушел, сообщив перед этим, что сейчас половина второго пополудни. А Фиону опять так разморило, что от усталости пришлось сразу же лечь и поспать. Спать – вот что ей сейчас было нужнее всего.

– Это добром не кончится, – были последние слова, которые озабоченно произнес Лоренс, прощаясь с Беном в аэропорту.

Оба приятеля искоса поглядывали на меланхолически улыбающуюся Карлу, которая вот уже в третий раз вставала не в ту очередь у стойки регистрации. На этот раз они не торопились звать ее к себе – хотели спокойно попрощаться друг с другом.

Когда Лоренс скрылся из виду, Бен подошел к Карле, осторожно тронул ее за локоть и отвел в нужную очередь.

– Глазго, – повторил он еще раз. – Мы летим в Глазго.

Какая путаница царит у Карлы в голове, стало видно только тогда, когда они оказались за пределами ее привычного окружения. Бен очень скоро понял, как должен чувствовать себя воспитатель детского сада. Или человек, ухаживающий за стариками. «Будем надеяться, что мои родители не станут такими, – подумал он. – А если станут, то ухаживать за ними – дело братьев», – утешил он себя, наблюдая за тем, как Карла принялась перекладывать книги в книжном киоске аэропорта. В самолете он усадил ее у окошка, чтобы она не вздумала расхаживать по проходу, а когда над Северным морем ее вдруг охватил страх высоты, он с ангельским терпением приставил ей ко рту бумажный пакет, чтобы она в него подышала.

В автобусе между Глазго и Эдинбургом он подумал, не позвонить ли заранее Патрисии или Роджеру. Но усомнился, удачная ли это мысль. Оба теперь были уже не родственниками Фионы. Надо ли, чтобы они присутствовали при встрече, на которой (возможно) впервые увидятся друг с другом мать и дочь? И стоит ли вообще устраивать эту встречу, пока не сделан анализ ДНК? Фиона прислала ему эсэмэску, что непременно хочет познакомиться с Карлой. И Карла благосклонно приняла его предложение познакомить ее с Фионой, ответив на него кивком и приветливой улыбкой. Хотя Бен был почти уверен, что Карла не очень ясно отдает себе отчет в том, о чем идет речь. Чем ближе они подъезжали к городу, тем тревожнее становилось у него на душе. Он совершал ошибку. Каким потрясением будет для Фионы, когда она увидит женщину, страдающую умственным расстройством, которая ждет, что ей покажут шестимесячную девочку? В ответ на Фионину эсэмэску он написал: «Не питай слишком больших надежд. По-видимому, у нее умственное расстройство». А она ответила: «Все равно вези ее сюда».