Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

— Серафима Леонидовна.

— Отлично, у этой память — капкан, можно не волноваться.

Уля решила не откладывать дело в долгий ящик и тут же отправилась на пост. Серафима Леонидовна Козлова, обаятельная миловидная брюнетка лет пятидесяти, помнила Улю еще студенткой и встретила ее с добродушной улыбкой.

— Что, Улечка Михайловна, засиделись-то так? На этаже только вы да Борис Францевич остались. Но шеф у нас известный полуночник, его последние полгода с работы добром не выгонишь. А у вас дело молодое! Небось дома-то уж заждались.

— Да все дела, Серафима Леонидовна, — улыбнулась Ульяна, прощая этой милой женщине легкое панибратство, которое другим медсестрам она не спустила бы. — Вот сейчас оставлю вам утренние назначения для Троепольской и побегу.

— Давно пора, всех дел все равно не переделаете и шефа своего не пересидите. Он, скажу вам по секрету, иногда даже ночует в кабинете на диванчике.

— Ночует?! — Уля удивленно уставилась на не в меру разболтавшуюся женщину. — А как же к этому относится Тамара Константиновна?

— Чего не знаю, того не знаю, — растерянно пожала плечами Серафима, — я ее что-то давно тут не видела. Раньше, бывало, часто забегала в обед или в ночное дежурство шефа, целыми сумками провизию таскала, чтобы ее Боречка столовской едой не питался. Готовит она отменно, у нее же мать грузинка, небось научила дочку кулинарным премудростям. Я думаю, Томочка работать пошла, сынок-то их, Митя, вырос, за границу учиться уехал, только вот не помню куда — то ли в Англию, то ли в Америку…

— И откуда вы только все знаете? — удивилась Ульяна. — Борис Францевич не любит болтать о своей личной жизни.

— Так люди говорят, — простодушно улыбнулась Серафима и открыла журнал назначений. — Что вы там, Ульяночка Михайловна, про Троепольскую говорили?

— Ах, да! — спохватилась Караваева, которую разговоры про шефа совершенно выбили из колеи. — Троепольской утром двадцать миллиграммов дексаметазона одноразово и контроль температуры каждые два часа. И позвоните мне домой, если что! Все записали?

— Все записала, не волнуйтесь. Бегите, Ульяночка Михайловна, бегите, ничего с вашими больными за ночь не случится, разве что выздоровеет кто.

Ульяна еще какое-то время потопталась на посту, зачем-то снова проверила сделанные на завтрашний день назначения, проглядела полученные анализы и даже подписала карты, хотя обычно занималась этим по утрам. Нейман так и не вышел из своего кабинета. Бросив прощальный взгляд на закрытую дверь, доктор Караваева разочарованно направилась к выходу.

Всю дорогу домой одна-единственная мысль не давала Ульяне покоя: почему чувства к Нейману, так долго и безмятежно дремавшие в самом дальнем уголке сердца и почти превратившиеся в миф, в девичьи грезы, вдруг пробудились от долгого сна и захлестнули всю ее целиком? Почему тонкая грань, долгие годы разделяющая учителя и ученицу, внезапно рухнула и Ульяна увидела перед собой не опытного наставника, не талантливого врача и одаренного ученого, а мужчину, обыкновенного живого мужчину? Ей вдруг отчаянно захотелось прикоснуться к нему, погрузить пальцы в жесткие непослушные волосы, почувствовать его дыхание на своей щеке. Озарение к Ульяне пришло глубокой ночью, когда, промучившись без сна в сомнениях и догадках, она, вся разбитая, выползла на кухню варить кофе. Изменилась не она, — вдруг отчетливо поняла Уля, — изменился сам Борис. Его обычно равнодушно-безучастный взгляд потеплел, стал более заинтересованным, а порой даже ищущим. И несмотря на то что обручальное кольцо все так же поблескивало на безымянном пальце правой руки шефа, а на рабочем столе по-прежнему стоял портрет улыбающейся Тамары, Нейман больше не казался Ульяне закрытой территорией, запретным плодом, на который она могла любоваться только издалека. Ни приличная разница в возрасте, ни начальственный статус Неймана не пугали Улю, она точно знала: у них есть будущее, и рано или поздно Борис Францевич сам поймет это.

Наконец-то разобравшись в своих чувствах, Уля испытала огромное облегчение и невероятную легкость. Вялотекущий роман со Стасиком Макеевым казался ей теперь таким мелким и бессмысленным, что только неурочное время удержало ее от звонка бывшему бойфренду. «Права, сто раз права Галка, — думала Уля, сидя на краешке подоконника и с удовольствием отхлебывая ароматный кофе, — с Макеевым надо рвать, это не мой человек, и ничего серьезного у нас все равно не получится».

За окнами забрезжил тусклый осенний рассвет, на улице появились первые прохожие, зашумели машины по мостовой, город постепенно оживал. Усталая, но довольная Ульяна зевнула, сладко потянулась и отправилась спать. Заснула она мгновенно и спала крепко и безмятежно, как человек, наконец сделавший правильный выбор после долгих лет сомнений и метаний.

А в это время на другом конце Москвы Борис Францевич Нейман, прокрутившись полночи на неудобном жестком диване, вышел на больничное крыльцо и, вдохнув полной грудью прохладный сентябрьский воздух, счастливо улыбнулся. Сегодня всю ночь его мысли занимала женщина, и впервые за многие годы это была не Тамара.

— Девочки, просыпаемся! Ставим градусники, пьем таблетки! — звонко крикнула сестричка и, безжалостно щелкнув выключателем, прытко обежала всех пациенток восьмой палаты.

— И какая необходимость будить нас в такую рань? — раздраженно проворчала Варвара, засовывая под мышку холодный градусник. — Суббота, врачей нет, одни дежурные, и те небось еще отсыпаются, УЗИ не работает, даже анализы по выходным не берут…

— Так это ж больница, не санаторий, — зевнув, ответила ей из своего угла Катерина, — тут строгий распорядок дня.

— Да плевать им на этот распорядок, начальства по субботам все равно нет, — упрямо возразила Варвара, — сдается мне, что этим сестричкам просто завидно, они вон носятся по коридорам ни свет ни заря, а мы лежим себе посапываем в теплых постельках.

— Зря вы так, Варвара, у девочек просто работа такая, — вступилась за сестер Лера, пытаясь спросонья разглядеть показания градусника.

— Ох, Лерка, добрая душа! — вздохнула Варя. — Ну что там с температурой?

— Нормально все, тридцать семь и три.

— Нормально, это когда тридцать шесть и шесть! А общее самочувствие как?

— Хорошее, вот только подташнивает слегка. Наверное, от голода. — И Лера потянулась за жестяной коробкой с печеньем.

— Стой! — Варька в полпрыжка оказалась возле ее кровати и ловко перехватила руку.

— Вы что делаете? — Лера удивленно уставилась на соседку. — Больно же!

— Извини! Просто подумала, что не надо бы тебе на голодный желудок сухое печенье трескать, — виновато пробормотала Варвара, отпуская худенькую Лерину руку. — А пойдемте-ка, девчонки, лучше в столовую сходим, хоть чайку с бутербродом попьем.