Валерия Жарова - Сигналы

— Сообщаю: третья партия уйдет в понедельник! Эл-52, Бэ-17, Е-11, Эн-Эр-24, все отгружаем. Но по-прежнему нет кашек, если кашек не будет, все остановится, эски не подходят. — Голос замолк, и какое-то время ничего внятного не было слышно, затем снова послышалось: — Сколько можно людям голову морочить? Все, конец.

Так, подумал Савельев. Старые знакомые со своими кашками. Вернее, без кашек. Он уже понимал, что это не те, с самолета. Он вдруг разозлился: срут в эфире всякие, а ты сиди, разбирай. И всю жизнь так — столько лишних людей, на них отвлекаешься, время тратишь, чтобы их как-то раздвинуть и найти среди них нужных — а что толку? Если бы в мире существовали только нужные ему люди, вот это было бы правильно. Правда, хорошо бы, чтобы этим людям тоже был нужен только он, иначе так по цепочке и выйдут те же самые семь миллиардов. Савельев задумался: ну понятно, Марина. Ну, сестра с сыном. Он бы оставил еще Тихонова, пожалуй, в благодарность за поддержку, да и вообще Тихонов был не вредный. Коллег не надо… Нет, надо, врачи нужны разные. Электрики, производители всякие, фермеры, чтобы обслуживать всю толпу… Опять толпа получается. Хорошо, пусть бы они все были, но отдельно. Почему человек не может существовать в собственной изолированной ячейке, окруженный только своими — Савельеву, например, нескольких человек хватило бы, — никак не контактируя с другими такими ячейками? Так, иногда настраиваясь на них в эфире, когда надо. Но тут он остановил себя: почему не может? Так живет Ратманов со своими кредитниками, так живут эти арии со своим шаманом. Есть же и единичные отшельники — семьями, группами уходят от цивилизации и живут сами по себе, налаживают быт, рожают и растят детей, и таких все больше. Вот так, сначала людей тянуло в кучу, в города, эта их тяга запустила процесс, и теперь мир уже сам стремится загнать всех в человейник, но чем больше он стремится, тем больше людей стало вдруг отрываться от него, выбиваться из колеи… И мир не больно-то препятствует, подумал он. Все идет к разделению человечества на две расы — одну огромную, глобальную, без внутренних границ и другую, малочисленную и разобщенную, но не низшую, а наоборот, расу отдельных людей. По крайней мере, Россия к этому идет: оставляя за бортом большие города и государственное управление, сворачивает с исторического тракта на малоприметные тропки, сходит на промежуточной станции, пока весь состав тяжело громыхает к мифическому пункту Б… Савельев так погрузился в свою наивную философию, что подскочил от неожиданности, когда частота ожила:

— Этап третий, день восьмой. Контакта нет. Считаем, что контакт невозможен. Продолжаем движение. Как меня слышно? А, какая к херам разница, как меня слышно…

— Э! — заорал Савельев (и напрасно, потому что там его не слышали). — Слышно хорошо! — Тут он вспомнил, что в доме полно спящих людей, и с перепугу приглушил звук, но опоздал: в хозяйкиной комнате послышались медленные шаги, дверь открылась, Катерина Дмитриевна, тяжело переступая, подошла к столу и уселась, без любопытства глядя на технику.

— Простите, — сказал Савельев. — Я разбудил вас. Я просто хотел послушать, не будет ли сигналов от людей с упавшего самолета. Мы ищем упавший самолет, нам сказали, что где-то здесь видели, но ваши сказали, что не видели.

— Я вижу самолет. Тогда стоит лето. Люди уходят под землю, все уходят, я остаюсь. И вижу самолет.

— Где?! Вы видели, как он упал?

— Вижу, вижу. Нехорошее место, где упал. Там железная дорога кончается, все кончается.

— А где эта железная дорога?

— Там, — она махнула рукой. — Большой самолет. Как круг. Потом дым идет.

«Зашибись, — подумал Савельев. — Еще одна ненормальная. Или нет?»

— Что значит — как круг?

Старуха недоверчиво посмотрела на него, затем сложила пальцы, изображая что-то круглое.

— Вот так. Круг. Знаешь круг?

Савельев знал круг, но не знал круглых самолетов, исключая, впрочем, НЛО, которых не бывает.

— А дальше что?

— Я иду туда. Вижу не людей. Они большие, как Хохо. Они говорят со мной, что арии спаслись и стали царствовать в мире, когда небо стало красное. Я потом смотрю и жду. Розовое небо есть. Красного пока нет, но оно скоро было.

Савельев ничего не понял, кроме того, что старуха явно сумасшедшая. Кто бы мог подумать, что и среди дикарей есть контактеры? С другой стороны, странно как раз другое — что контактеры есть не только среди дикарей. Тем временем старуха порылась за пазухой и вытащила предмет, висящий на кожаном шнурке — что-то вроде детали нездешнего механизма — размером с пачку сигарет, из темного металла, весь округлый и перекрученный, с несколькими отверстиями. Два из них были с резьбой, остальные гладкие.

— Вот они мне дают. — Катерина Дмитриевна с гордостью протянула ему деталь. Савельев протянул было руку, но она вдруг нахмурилась и спрятала свою драгоценность в складки одежды. — Я говорю шаману, он не верит.

— Шаман умный, — злорадно сказал Савельев.

— Иногда человек умный, а верит в глупое, — неожиданно здраво возразила хозяйка. — Прежний шаман не слушает голоса в ящике. Прежний шаман умеет говорить с духами без ящика. Ящик слушает тот, кто не умеет. Как ты. Ты совсем не умеешь слушать, у тебя большой ящик. У шамана маленький.

Значит, все-таки не врал шаман насчет радио? Это уже интереснее, надо бы с ним пообщаться, решил Савельев. Интересно, что у него за аппаратура? У старухи, понятно, не спросишь, да она уже и поднималась из-за стола.

— Гость спал хорошо, — сказала на прощание хозяйка, но спать Савельев и не думал. Он включил звук — теперь уже совсем тихо, но голосов не было. А если бы Савельев включил звук чуть раньше, он услышал бы тихий, то ли детский, то ли женский голос:

— Больно, больно, больно, больно, больно, больно…

Но Савельев его прослушал, и слава богу. Вместо этого он услышал медленный, почему-то знакомый голос, говорящий по-английски, с жутким произношением:

— I prepare myself for the rite. I take on special clothes. My father take on this clothes. Father of my father take on this clothes…

— Grandfather, — вступил вдруг кто-то другой, незнакомый и почти без акцента.

— Grandfather of my father take on this clothes too.

— Стоп. Вы что, все одновременно ее надеваете? — спросил второй голос.

— Я надеваю. До меня мой отец надевает. До него — его отец.

— Тогда нужно говорить в прошедшем времени! В прошедшем! Паст симпл.

— Не нужно в прошедшем, — упрямо сказал первый голос.

Савельев вскочил из-за стола и выбежал из избы.

В небе висела толстая рыжая луна, в ее слабом свете Савельев кое-как различил тропинку и побежал к поляне. Сейчас здесь горел только один дальний костер. Савельев остановился в нескольких шагах от него.

— Все, конец связи, — сказал шаман в айфон. — Saw you later.