Валерия Жарова - Сигналы

«Так не бывает, чтобы все разом сошли с ума», — подумал Савельев. Ни один школьник не поверил бы, что в эфир можно выходить с мобильника. Но сам-то он был уже не школьник и имел право поверить во что угодно.

— Вы что, английский учите? — спросил он шамана, подходя ближе.

— Иногда духи говорят на разных языках. Хочу понимать. — Шаман кивнул Савельеву на шкуры, тот послушно сел. — Я спрашиваю духов про ваш самолет. Они не знают.

— Послушайте… Та женщина, у который мы живем, Катерина Дмитриевна, она сказала, что видела самолет. То есть что видит. Правда, она сказала, что он круглый и что там люди, которые с ней говорили. Она его видит, когда люди уходят под землю. Как вы думаете, может, она правда видела… видит?

Шаман вздохнул и поворошил костер палкой.

— Тот человек, которого находит Хохо, — это ее сын. Катерина Дмитриевна теперь тоже как будто немного… Как будто Хохо идет за ней по следам.

Что ж, Савельев примерно этого и ожидал. Сумасшедший Панург, сумасшедшая старуха — вот и все свидетели падения «Ан-2». Может, всей их группе тоже следует сойти с ума, тогда они его мигом найдут? И рецепт есть — наделать дыр в лесу и дождаться, пока их найдет Хохо… Савельев чувствовал уже, что долго ждать не придется. Но тут шаман продолжил:

— Я знаю, что она видит. Они здесь редко летают. Иногда падают.

— Кто летает? — спросил Савельев, ощущая затылком зловонное дыхание Хохо.

— Круглые самолеты. Я знаю, когда она видит. Когда люди ушли под землю добывать рыму.

Савельев даже не стал спрашивать, что за рыма.

— Тогда Катерина Дмитриевна остается одна. Тогда и видит.

— И что это за круглые самолеты? Инопланетяне, что ли?

— Инопланетян нет. Это завод. Там делают.

— Господи, какой еще завод? — воскликнул Савельев. Ни о каком заводе здесь он никогда не слышал.

— Там завод, — шаман указал себе за спину. — Делают разное. Дурные вещи. И круглые самолеты тоже.

Савельев помолчал.

— Скажите, а вы правда через телефон радиосигналы принимаете?

— Арии не обманывают.

— Но это же технически невозможно.

— Технически невозможно. А так — возможно, — туманно ответил шаман.

— А заряжать как?

— Когда электричество летает. Я делаю шар из электричества, он заряжает. Такой шар, весь горит.

Шаровая молния? Бред. Савельев хотел сказать, что и это технически невозможно, но знал, что скажет на это шаман: «А так — возможно». «Так» было возможно все. Савельев встал и побрел назад.

Войдя в дом, он с ненавистью посмотрел на приемник и прошел в комнату. Тихонов разлегся наискосок через всю кровать, и Савельев осторожно примостился рядом.

— Ах ты кроличек… Ты одна меня понимаешь… — пробормотал Тихонов, причмокивая, и положил руку Савельеву на бедро. Это было так отвратительно, что Савельев крепко ткнул соседа под ребра кулаком.

— Ты охренел? — Тихонов тут же проснулся.

— Сам охренел. Какой я тебе кроличек? Зверовод херов.

Тихонов смутился и поспешил сменить тему:

— А ты че не спишь? Сигналы слушал? Поймал чего?

— Да уж, наловил… — Савельев начал докладывать.

У Тихонова была прекрасная, профессионально необходимая черта — мгновенно включаться в любой разговор, даже если за минуту перед тем он во сне ласкал кроличка.

— Короче, приходит бабка и говорит: я самолет видела, — рассказывал Савельев. — Я — что, где, какой самолет? Она говорит: большой, круглый. Ну, НЛО в общем. И с инопланетянами разговаривала, типа. Ну, думаю, бабка ку-ку. Включаю радио, а там шаман на связи! И что, ты думаешь, он делает? Учит английский. Я к нему. Рассказываю про НЛО. А он мне говорит: да они все время тут летают, никакие не НЛО, конечно, тут секретный завод рядом, они и запускают, видать. Скажи, ты слышал когда-нибудь про секретный завод здесь?

— Не. Так на то он и секретный. И что они там производят?

— Шаман сказал, дурные вещи.

— Оборонка, — веско сказал Тихонов. — Зашибись вообще. Пойдем туда?

— Зачем?

— А что если бабка все-таки видела самолет?

— Черт знает. Хрен нас туда пустят.

— Но люди же там есть какие-то. Поселок рядом должен быть — не на заводе же они живут. Мы на сам завод и не пойдем, на фига он нам?

— Если оборонка, то нас и в поселок хрен пустят.

— А мы скажем, что журналисты. У меня и удостоверение есть еще.

— Тем более не пустят… — Савельев задумался. — Вообще попробовать можно. Мы завтра бабку спросим точно, где там он упал, и туда пойдем. А если там нет ничего, попробуем на завод.

Тихонов заснул так же стремительно, как проснулся, Савельев поворочался немного и тоже провалился в тревожный, неровный сон.

Когда наступит раннее утро, мы вернемся в голову Вали и снова будем смотреть на все оттуда.

У Вали болело все тело, но такой приятной боли он не испытывал даже после спортивных тренировок, когда в девятом классе кратковременно занимался айкидо.

После долгого воздержания проснуться в обществе сразу двух туземок — ощущение сильное. Некоторое время Валя к нему привыкал. Обычного утреннего желания забыть ночь и скрыться куда подальше не было, не было и жгучего стыда, обещанного всей мировой литературой. Валя чувствовал себя удивительно мило, другого слова не подобрать. Некоторое время все смущенно хихикали и друг друга щекотали.

— А ты что там в университете учишь? — спросила та, что справа. В утреннем свете она казалась симпатичнее той, что слева.

— Фольклор, — важно сказал Валя. — Мы даже собирали после первого курса. Песни там, частушки.

— У нас нет частушек, — сказала та, что слева. — Ночные песни есть.

— Это как? — Валя восхитился этой новой возможностью. Он и представить не мог, что станет первым собирателем арийского фольклора.

— Ну, это так, — сказала та, что справа, и нараспев произнесла:

Левая прыснула. Валя не понял, над чем она смеется. Смысл ночной песни от него ускользал.

— Чему учиться? — спросил он, чем вызвал новый приступ хихиканья.

— Что ты думал, у нас школы нет? У нас старшие учат младших, — едва выговорила правая сквозь хохот.

— Ничего я не думал, — буркнул Валя.

— А еще, смотри:

— Девчонки, — сказал Валя, когда они отсмеялись, — а можете на своем языке?

— На каком? — изумились они почти хором.

— Ну, на этом! На арийском!

— Так наш и есть арийский! Это ваш неправильный, а наш такой, какой надо. Никакого другого мы не знаем.

— А вот еще, знаешь, — прыснула левая, — смотри: