Наталия Терентьева - Училка

Андрис засмеялся.

— Пойдемте! Сейчас очень интересный ресторан покажу, где нас вкусно и быстро покормят. Мой друг строил.

Ресторан действительно был построен в очень интересном стиле. Темное дерево и много стекла. Наверху — прозрачный переход, в котором можно сидеть. Но мы решили остаться на улице. День был облачный, но ни ветра, ни дождя, я по-прежнему везде ощущала сильный аромат сосен, к нему за день привыкаешь, а с утра снова непривычно и остро пахнет сосновой свежестью.

— Три аромата, которые нравятся любому человеку, — сказал Андрис, видя, как я глубоко и с удовольствием вдыхаю.

— Сосновый лес, а еще?

— Запах свежескошенной травы и только что смолотого кофе. Удивительным образом эти запахи хорошо влияют и поднимают настроение любому.

— У меня хорошее настроение, — негромко сказала Настька и подвинулась вместе с тяжелым деревянным стулом поближе ко мне.

Я обняла ее.

— У меня тоже, Настюнь. А про Никитоса даже и не спрашивайте!

Мы переглянулись с Настькой и засмеялись. Никитос как раз громко хвастался, как он, оказывается, лучше всех знает английский и будет лучше всех знать французский, когда тот начнется у него вторым языком в пятом классе.

— А у меня не очень с языками, — вздохнул Анжей. — Только русский и латышский. Плохо английские слова запоминаю.

— Я тебя научу! — заявил Никитос. — Знаешь, как надо запоминать? Вот, вилка, видишь. Spoon.

— Вилка вообще-то — fork, — заметила Настька.

— Ну да, спасибо, Насть! — нимало не смутившись, кивнул Никитос. — Вот закрываешь глаза, представляешь вилку и повторяешь — только про себя, не вслух — форк, форк. И все — навсегда запомнишь! Понял?

Анжей кивнул.

— Расскажи еще раз, я сниму. Ладно?

— Ладно, — важно согласился Никитос. — Вот вилка — спун, тьфу, то есть форк… Это я просто на камеру спутал, не привык еще сниматься… А это ты со звуком снимаешь?

— Нет! — улыбнулся Анжей. — Просто фото!

— А, фото… Тогда я без звука буду рассказывать, как будто звук выключили…

Никитос действительно в третий раз стал рассказывать свою историю про вилку, теперь уже не произнося ни звука, Настька смеялась, а Анжей его фотографировал.

— Интересный мальчик — Никитос, — сказал Андрис. — Хорошие отношения с отцом?

— У меня — нормальные. У Насти — средние. У Никитоса — плохие.

— Четко. Приятная определенность, — улыбнулся Андрис. — Что-то к нам не идет официант, обычно здесь быстро.

Рядом с нами, чуть поодаль, уселась компания молодых ребят, без девушек. Все в черном, они довольно громко заговорили, через некоторое время стали поглядывать на нас.

— Может, пересядем вовнутрь? — спросила я Андриса.

— Сейчас, я позову официанта, не волнуйся.

Он встал и, не увидев поблизости никого, пошел искать официанта.

— Мам! — громко крикнул Никитос, хотя сидел напротив меня. — Семнадцать чаек! Я посчитал!

Они стали с Анжеем наперебой считать чаек, Анжей еще и фотографировал, а Настька одной рукой держала мою ладонь, а другой гладила меня по ней, как будто обрисовывая каждый палец. Я обняла ее.

— Ну что ты? Грустишь?

— Нет. Не знаю. Нет.

— Все непривычно?

— Да.

Настька любит понятное и привычное. Чтобы полюбить что-то новое, ей нужно присмотреться, привыкнуть.

Андрис вернулся с официантом, мы быстро заказали еду. Никитос попытался выбрать все блюда, которые он вообще когда-то ел в ресторане.

— Мне пиццу с грибами, потом лапшу с чернильным осьминогом… ой, ну как он называется, Насть, не помнишь?

— Я тебе уже манную кашу заказала, успокойся, — попросила я его.

— С почками?

— С почками.

— Если я плохо себя веду, мама обещает сварить мне манную кашу с почками, соленую. Бэ-э-э… — объяснил Никитос Анжею. Анжей тут же снял смешную рожицу Никитоса, они посмотрели снимок, снялись, хохоча, еще раз и продолжили весело болтать.

Когда официант отошел, парни в черном повысили голоса, откровенно усмехаясь и глядя на нас.

— Что они говорят? — спросила я Андриса.

— Не знаю. Это не латыши.

Я прислушалась. «Кыйк», «селле»… Сыплющаяся звонкими маленькими камешками речь.

— Эстонцы.

— Да, я тоже понял уже.

— Что-то мне они не нравятся.

— Мне тоже. Но не волнуйся. Здесь очень приличное место. Не может быть ничего такого. Посмеются и успокоятся. Если что, позовем охрану.

Парни тем временем стали кричать громче. Один встал, направился к нам. За ним потянулись еще двое, еще. Как бездомные собаки, боком, как-то озираясь, как будто слегка неуверенно и в то же время хамски, они окружили нас за несколько секунд. Да, я уже увидела свастики, я увидела наглые глаза, перевязанные цепями запястья.

Настька задрожала и прижалась ко мне.

Никитос с Анжеем, ничего сначала не поняв, притихли, оглянувшись и увидев вокруг себя парней в черном, плохо улыбающихся, напряженных.

— Давай, давай! — сказал один из них, мордатый, с плохой прыщавой кожей, обращаясь к Андрису. — Давай домой!

Андрис ничего не говорил. Я посмотрела на него и не поняла его реакции. Он испугался? Он сидел молча и никак не реагировал.

— Тётка! — сказал все тот же самый, с угреватой мордой, белыми-белыми волосами и страшными, совсем бесцветными глазами с подпухшими красноватыми веками. Альбинос, настоящий альбинос. Я даже засмотрелась. Но поняла, что он обращается ко мне. — Давай-давай!

Парни заржали, один из них выплюнул жвачку и попал в голову Никитосу. Тот стал снимать жвачку, она прилипла к волосам, потянулась. Кто-то из парней неожиданно ясно выматерился по-русски. Андрис по-прежнему молчал. Я взглянула на него и засмеялась. Я ничего не могу поделать. Это моя защитная реакция. Я смеюсь, когда совсем уже нечего делать.

Я встала.

— Повернулись и ушли отсюда! — сказала я.

— Mis? Mis? [1] Чего? Чего? (эст.). — залопотали парни и стали приближаться. Я уже поняла, что здесь Кирилла Селиверстова с камнем и дубиной не будет. Поэтому взяла со стола огромную пепельницу.

— Geh weg! Get away! Ein won! Пошли вон! — четко повторила я на всех известных мне языках.

Парни стали что-то выкрикивать, а кто не дурак, так же взял пепельницу с другого стола.

Краем глаза я видела побледневшего Андриса, слышала громкое дыхание Настьки. Мое сердце, как и положено, уже выскочило и стучало отдельно от меня, на небольшом расстоянии, все быстрее и быстрее.

Два парня подошли к Никитосу и Анжею справа и слева и как-то ненароком стали прижимать их боками.

— Ну все, хватит, — сказал Андрис. И что-то произнес по-латышски. Парни переглянулись, но не унялись.

— Я сказал, хватит, — довольно спокойно и твердо повторил он. И подошел к мордоворотам.

Я рванулась за ним.

— Аня, отойди назад.

— Ваня, давай-давай! — опять заржали парни, один из них попробовал оттолкнуть Андриса. Тот неожиданно размахнулся и точно ударил парня кулаком в лицо. Парень упал. Его товарищи заулюлюкали, и все семь, или девять, или одиннадцать, сколько их было, навалились на Андриса.