Ксения Велембовская - Дама с биографией

С пудовой рукописью, флешкой и мобильником в руках она еле открыла дверь в корректорскую, придавила ее с другой стороны коленом и, обернувшись, по взглядам товарок — двум взволнованным и одному злорадствующему: «Никак опять прокололась?» — поняла, что народ уже в курсе, где она сподобилась побывать. Новости о вызове на ковер распространяются в издательстве со скоростью звука.

— Люсь, что там?.. Люсенька, опять что-то не так? — одновременно воскликнули Алина с Элеонорой.

— Не боись, ребята, все нормально, — весело подмигнула она, бухнув талмуд на стол и похлопав ладонями, отряхивая воображаемую пыль. — Руслан всучил Людмиле работенку. Велел причесать. Порадуйтесь за меня — события разворачиваются в морге.

— И Руслан Евгеньевич собирается печатать эту чушь? — возмутилась Элеонора, по-советски всей душой радеющая за дела родного издательства, хотя была в нем даже не пятой, а двадцать пятой спицей в колеснице. — Мы же прогорим, издавая подобную макулатуру!

— Не прогорим. Издание оплачивает автор.

— И что с того? — не унималась наивная баба Эля. — Существует такое понятие, как престиж издательства!

— Вы, дорогая Элеонора Петровна, как всегда, правы, но вопрос в том, что автор, насколько я поняла, из очень больших начальников. Чуть ли не из администрации президента.

Бедняжка политиздатовка, с ее синдромом чинопочитания, как-то сразу вся подобралась и, моментально погрузившись в работу, испуганно втянула голову в плечи, а Люся, перемигнувшись с хихикающей в горсть Алиной, тут же подсела к ней, чтобы пошушукаться.

— Товарищ начальница, разрешите обратиться? Руслан сказал, что я могу не появляться на работе две недели.

Алина, понятно, не обрадовалась двухнедельному отсутствию такого ценного сотрудника, но в ответ лишь пожала плечами: дескать, жираф большой, ему видней.

И вдруг за спиной заорала Райка:

— Как же, щас! А кто за тебя завтра дежурить будет? Я, что ль? Алине к гинекологу завтра, у Элеоноры Петровны внуки! Обратно я должна сидеть?.. Да пошли вы все на х..!

Схватив пустой чайник, Райка ринулась в коридор и так саданула дверью, что с гвоздя свалился настенный календарь.

— Что это с ней? Она уже и вас посылает? Не только меня?

Как торопливо зашептали два голоса, у Райки дома — полный кошмар. Мать увезли с инсультом в больницу, мальчишки одни, запускали подводную лодку в ванной, забыли выключить воду и залили нижних соседей. Те требуют деньги на ремонт, а где Райка деньги возьмет? Квалификация у нее, сами знаете, не та, чтобы набрать выгодной халтурки где-нибудь на стороне. Хотела подработать дворником у себя в ЖЭКе — не берут: у них там сплошь таджикская мафия. Посудомойкой в шашлычную тоже не взяли…

— Кругом, Люсенька, теперь одни чучмеки. Русским надо платить, а этим можно и не платить.

— Орала наша Раиса, орала, права качала, пока ее не вытолкали взашей какие-то азербайджанцы. Летела так, что колено расшибла в кровь, локоть…

— Это Рая так говорит, а я не верю. Или уж она там действительно устроила сумасшедший скандал! — горячо вступилась за азербайджанцев Элеонора, у которой старший, любимый зять был родом из Баку. — Но жизнь у нее — действительно не позавидуешь. Поэтому лично я на нее не обижаюсь. Что мои проблемы по сравнению с Раиными? — грустно вздохнула многодетная бабушка и стала складывать в сумку карандаш, ручку, вторые очки.

Живо представив себе Райкино существование, молодой еще бабы без мужика, с постоянной ответственностью за детей, вечным безденежьем, а теперь еще и страхом за больную мать, Люся подумала, что и ее собственные проблемы, типа богатые тоже плачут, не идут ни в какое сравнение с Райкиными. Однако своя боль, как ни крути, всегда острее. И потом, даже если человеку очень худо, это не дает ему права кидаться на людей, которые не сделали ему ничего плохого.

— Алин, ты скажи ей, пусть не дергается, я завтра отдежурю. Все равно я сегодня не домой, а к подруге водку пить. И еще… — Люся быстренько достала убранный в стол пакет и протянула дипломатичной, примиряющей всех начальнице. — Это Райкиным ребятам. Пиратский прикид. Отдай ей, но только после того, как я уйду. Боюсь, она опять пошлет меня открытым текстом. У нее не заржавеет.

Когда распахнулась дверь и появилась опухшая от слез, обрыдавшаяся в туалете Раиса с полным чайником, все сделали вид, что ничего особенного не случилось.

Глаза у Заболоцкой блестели каким-то необычным блеском, но не в связи с примеркой стильного кофейного жакета с крупными, очень интересными пуговицами, который вкупе с пестрым шелковым шарфом в тон преобразил ее. И это при том, что лентяйка даже не захотела сменить мятые домашние штаны на что-нибудь поприличнее и прохаживалась перед тусклым зеркалом в прихожей в драных матерчатых шлепанцах. Нет-нет, глаза у Нонки загадочно порыжели еще тогда, когда она открыла дверь.

— Ну, что тебе сказать, друг мой Люська? — Повернувшись к трюмо в профиль, Нонка втянула живот и обреченно, с шумом выдохнула: — Уф-ф-ф! Задница, конечно, как две Франции, но спасибо, что не три. По-моему, супер!

— По-моему, тоже, — Люся одернула все-таки тесноватый сзади Нонке жакет и из-за сдобного плеча оценивающе взглянула в зеркало. — Отлично. Хоть в гости, хоть в театр, хоть на работу в предпраздничный день.

— На работе у меня всегда праздник. С такими неожиданными сюрпризами, что закачаешься! — Нонкины губы в зеркале опять сложились в торжествующую улыбку.

— Колитесь, Нонна Юрьевна! Такое впечатление, что за мое отсутствие вы по уши втрескались в какого-то знойного архивариуса.

— У нашей куме все одно на уме! — саркастически парировала Заболоцкая. — Скажешь тоже. Я уже давно не по этому делу. Не в пример легкомысленным подругам. Кстати, как доктор? Оправдал наши надежды? Стоящий мужик? В смысле — стоит, как надо?

— Стоящий, стоящий… — словно бы машинально повторила за ней Люся, прикинувшись зацикленной на том, как лежит на выдающейся груди шарфик. Перевязала его и отступила на шаг. — Вот так, по-моему, лучше. Фик-фок на один бок. Что же касается двух Франций, то пора бы тебе, матушка, последовать моему примеру и сесть на диету. Скажем, на яблочную. Только не говори, что это дорого. Яблок в этом году — завались.

Презрительно сморщенный нос и высунутый язык живо напомнили об их детском «воображала хвост поджала». Кажется, она опять заколебала Нонку своими советами, подпортила ей настроение.

— Ладно-ладно, не обращай на меня внимания. У каждого из нас свои заморочки. Давай-ка, красота моя ненаглядная, переодевайся, и махнем по рюмочке по случаю моего стремительного карьерного роста… Да-да, не удивляйся. Выпьем и расскажу. А ты расскажешь, отчего у тебя так загадочно блестят глазки…