Хелен Девитт - Последний самурай

Она сказала: + если я четыре часа попечатаю «Любителя тропических рыбок», успеем посмотреть Роберта Доната в 21:00. А ты поработаешь над Платоном, подготовишься к работе в ФСАА.

Я сказал: Ты правда будешь учить Маленького Принца?

Она сказала: Принц без нищего, ума с гулькин нос. Это меня доконает, но деваться некуда.

Актер Роберт Донат снимался мало. «39 ступеней», где он убегал по пустошам и прыгал с поездов и на поезда; «Сын Уинслоу», где он играл харизматичного, неоднозначного и высокооплачиваемого судебного адвоката. В «Графе Монте-Кристо» он бежал из замка Иф. В «Цитадели» он играл харизматичного врача, который отрекся от своих идеалов. В «Молодом мистере Питте» — харизматичного политика. Был еще «До свидания, мистер Чипс» [122] «39 ступеней» ( The 39 Steps, 1935) — триллер английского режиссера Альфреда Хичкока по мотивам одноименного приключенческого романа Джона Бьюкена (1915). «Сын Уинслоу» ( The Winslow Boy, 1948) — фильм крупного английского режиссера Энтони Эскуита по одноименной пьесе английского драматурга Теренса Раттигана (рус. пер. фильма 1999 г., поставленного Дэвидом Мэметом по той же пьесе, — «Приговор»). «Граф Монте-Кристо» ( The Count of Monte Cristo, 1934) — приключенческий фильм американского режиссера Роуленда В. Ли по одноименному роману Александра Дюма-ст., первая звуковая экранизация романа. «Цитадель» ( The Citadel, 1938) — фильм американского режиссера Кинга Видора по одноименному роману (1937) Арчибальда Дж. Кронина. «Молодой мистер Питт» ( The Young Mr Pitt, 1942) — фильм английского режиссера Кэрола Рида, байопик английского политика, самого молодого премьер-министра Великобритании Уильяма Питта-младшего. «До свиданья, мистер Чипс» ( Goodbye, Mr. Chips, 1939) — фильм американского режиссера Сэма Вуда по одноименному роману (1934) английского писателя Джеймса Хилтона. , где он играл застенчивого директора школы, который вечно рассказывает одни и те же анекдоты. Сиб говорила, есть и другие фильмы, но так их и не вспомнила. Ни один из них в тот вечер не показывали. По четвергам в 21:00 по телевизору был астроном, лауреат Нобелевской премии и двойник Доната Джордж Сорабджи. Иногда он прыгал на веревочную лестницу, выброшенную из вертолета, иногда расхаживал туда-сюда, сверкая глазами, и разъяснял принцип Паули или значение предела Чандрасекара.

Сорабджи говорил, если спрашивали (и если не спрашивали, все равно говорил), что он потомок наркобарона. Прадед его был бомбейским парсом и сколотил состояние в основном на торговле опиумом. Был отнюдь не изгоем общества, но столпом, известным филантропом, застроил Бомбей школами, больницами и уставил отвратительными скульптурами. Сорабджи утверждал, что аналогичные блага, только обширнее, неизбежно принесет легализация наркотиков, которые следует обложить высоким налогом, а пойдет он на оплату школ, больниц и неприлично дорогих телескопов.

Газетные разделы читательских писем были забиты пылкими беседами Сорабджи с представителями общественности по вопросам легализации наркотиков, астрологии как псевдонауки, решительной ничтожности нашего национального наследия в масштабах Вселенной + следующего отсюда немедленного перераспределения средств на оплату неприлично дорогих телескопов; также обсуждался широченный спектр других вопросов, по которым у Сорабджи водились стойкие убеждения. Роберт Донат в режиме «Сына Уинслоу» выступал к тому же по радио и по ТВ. Наконец, он лауреат Нобелевской премии, о чем, пожалуй, следовало упомянуть пораньше.

Сорабджи получил премию вместе с тремя другими людьми; премия эта была по физике, потому что нобелевки по астрономии не дают, и те, кто в курсе, говорили, что астроном он блестящий, однако премию получил не за то, в чем ярче всего блистал.

Ярче всего он блистал, строя математические модели черных дыр, а премию получил за «Колосса», многоволновой астрономический спутник, который без Сорабджи не сошел бы с чертежной доски и уж тем более не оторвался бы от земли. Сорабджи выбил неприличные суммы из США, ЕС, Австралии, Японии и кучи других государств, которым прежде и в голову не приходило финансировать спутники, и помог сконструировать передовые телескопы, в результате чего неприлично затратный проект в пять потрясающих раз превысил запланированный бюджет. Затем спутник вышел на орбиту, и данные, полученные с него за три года, перевернули наши представления о квазарах, пульсарах и черных дырах.

Сорабджи интересовался тем, что вгоняло в тоску 90 населения страны, и придерживался твердых убеждений, с которыми 99 % населения страны твердо не соглашалось, но никто его за это не корил. Одни говорили говорите что хотите, но ему хватает смелости отстаивать свое мнение, другие говорили говорите что хотите, но намерения у него благие. Говорили, что он жизнь отдаст за друзей. Однажды Сорабджи спас другу жизнь, когда они поехали в обсерваторию Мауна-Кеа, на вертолете полетели над действующим вулканом и упали в кратер, и он спас члена своей команды, угандийца из племени ланго, помещенного под домашний арест Иди Амином, — под ураганным огнем перевез его через границу в Кению.

Сорабджи возник на радарах британской общественности из-за программы «Математика — универсальный язык». 99,99 % британской общественности математикой не интересовалось, но заинтересовалось, узнав, что Сорабджи успешно обучил математике мальчика из амазонского племени, хотя они говорили на разных языках, и что Сорабджи чуть жизнь не положил за друга.

Сорабджи ехал на конференцию по пульсарам в Сантьяго, и тут из-за какой-то поломки самолет совершил незапланированную посадку в Белене. Сорабджи сел на местный самолетик; тот упал в чаще амазонских джунглей, пилот погиб, Сорабджи спасло местное племя, однако в джунглях он застрял на полгода.

Ночами он глядел с поляны в блистающее южное небо и думал о том, как все далеко, как долго к нему добирается свет и как мало человеку выпадает времени наблюдать прибытие этого света.

Он разбрасывал мягкую грязь по земле перед хижиной и работал над математическими задачами, потому что больше заняться было нечем.

Как-то раз подошел местный мальчик и, похоже, заинтересовался.

Сорабджи подумал: Какой кошмар! Вдруг он прирожденный математик, а родился в обществе, где математики нет! Выучить язык местных Сорабджи не собрался, но подсознательно чуял, что сильно дальше четырех на этом языке не посчитать. Вообразите гения математики, рожденного в окружении языка, на котором бывает один жареный муравей, два жареных муравья, три жареных муравья, четыре жареных муравья, куча жареных муравьев, много куч жареных муравьев, много-много-много… Подумать страшно.

Разровняв грязь, Сорабджи скрипнул зубами и обратился к основам. Положил камень в грязь, внизу написал: 1. Положил два камня в грязь, написал: 2. Положил три камня в грязь, написал: 3. Четыре камня: 4. Ики-го-э (или Пит, как звал его Сорабджи) присел на корточки; Сорабджи не понял, удивился ли Пит, когда появилось 5.