Яна Дубинянская - Сад камней

Марина и Пашка выходят из павильона.

Пашка курит у окна в конце коридора. Марина сидит рядом на подоконнике.

МАРИНА

Чего ты мне названивал вчера?

ПАШКА

Разбирал антресоли, нашел ящик с твоими книгами. И красные босоножки.

МАРИНА

Подари любовнице.

ПАШКА

Книги?

МАРИНА

Нет, за книгами я заскочу как-нибудь. Или сам завези. Мама почти всегда дома.

Пашка строит козью морду, Марина понимающе кивает, оба смеются.

МАРИНА

У меня к тебе разговор, Пашка. Была сегодня на «Мост-Продакшне»…

ПАШКА (присвистывает)

Круто.

МАРИНА

Они набирают группу на документальный проект. Под грант от Международного сообщества мира. Выезд на место организуют, селят, кормят, все вопросы по ходу решают, формат свободный…

ПАШКА

Тема?

МАРИНА

Слободенский конфликт.

Пашка свистит и тушит окурок в жестянке на подоконнике, другой рукой крутя у виска.

ПАШКА

Я всегда говорил, что ты идиотка.

МАРИНА (привычно отзывается)

А ты козел. Там очень приличные бабки, между прочим. И полно желающих.

ПАШКА

Ага. Лезть под бомбы. Причем неизвестно чьи. Лично я еще жить хочу.

МАРИНА

Да я тоже. Просто достало уже, шампуни, мыло, вся эта пошлость…

У меня три сценария лежат, никому на фиг не нужны. А тебе не хочется нормальной работы? Ты же профи, Пашка, хоть и козел, мы же с тобой…

ПАШКА (усмехнувшись)

Мы с тобой. Вспомнила баба… Ну, пошли ваять пошлость?

МАРИНА (смеется)

Пошли.

Спрыгивает с подоконника, и они идут назад по коридору.

Марина идет по улице, ступая по лежалому снегу, присыпанному песком и обломками сосулек.

Заворачивает в подворотню и попадает во двор, где под старыми деревьями снег еще глубокий, рыхлый, со следами собачьих лап, а к подъездам ведут разветвленные тропинки.

Из подъезда выходит высокий мужчина, идет навстречу Марине, но, когда между ними остается несколько метров, вдруг сворачивает с тропинки и проходит к выходу со двора по глубокому снегу.

Марина оборачивается, провожая его взглядом. Следы мужчины на снегу по-балетному смотрят носками в разные стороны.

Марина входит в подъезд.

Марина сидит за тем же столом, где праздновали день рождения. Сейчас он загроможден разным хламом, среди которого стоит початая бутылка коньяка и два немытых стакана.

Михайль сгребает хлам на край стола, забирает стаканы, поднимает бутылку и показывает Марине.

МИХАЙЛЬ

Бухнем?

МАРИНА

Сказала же, чаю давай. Я замерзла.

МИХАЙЛЬ

Даю, даю.

Ставит бутылку на стол, отходит в конец мастерской, бросает в раковину стаканы, набирает воды в электрочайник, втыкает в розетку. За его спиной маячит нетронутый холст.

МИХАЙЛЬ (издали)

Грандиозный проект! Будет куча голых баб, и я расписываю каждую под какой-нибудь мировой шедевр: «Джоконда» там, «Девятый вал»… Представляешь себе «Девятый вал» прямо на сиськах?

Громко хохочет. Марина не улыбается.

Подходит Михайль с дымящимся чайником и двумя разнокалиберными чашками. Наливает Марине, себе же, передумав в последний момент, плещет в чашку коньяку. Садится напротив.

МАРИНА

Зачем тебе это надо?

МИХАЙЛЬ

Ты точно как Шепицкий, Чернобурка. Мы тут с ним бухали только что, и он… Яра Шепицкого знаешь, танцора?

МАРИНА (очень коротко)

Да.

Михайль залпом выпивает коньяк и тут же наливает себе еще.

МИХАЙЛЬ

Приехал вчера на гастроли с балетом. Может, и еще останется, говорит, опять приглашают в какое-то телешоу…

МАРИНА (перебивает)

То есть картину ты не пишешь.

МИХАЙЛЬ

Какую?

(оглядывается на холст)

А Ну, знаешь, Чернобурка, это от меня точно никуда не убежит.

Я ведь уже все придумал. Она уже есть — тут, внутри.

(стучит себя пальцем по лбу, смеется)

МАРИНА (серьезно)

У меня тоже много чего — внутри. Только снаружи этого не видно.

МИХАЙЛЬ

Все равно. То, что придумано, уже существует. Точно такое же реальное, как и вот это все вокруг.

(очерчивает круг рукой)

Единственное, что вот эта реальность намного понятнее, она же одна на всех. Поэтому на тренде нон-фикшн, документалка… Что ты, кстати, снимаешь сейчас?

МАРИНА

Шампунь «Сияющий шелк».

МИХАЙЛЬ

Н-да, это грустно. Тебе надо сделать какой-нибудь сильный, убойный документальный проект. Ты-то сумеешь лучше всех, Чернобурка. А после этого сможешь снимать все, что захочешь, помяни мое слово. Слушай, там твой чай уже остыл, давай бухнем все-таки.

МАРИНА

Ну давай.

Михайль выплескивает ее чай в жестянку с кистями, наливает в чашку коньяк. Они пьют.

МИХАЙЛЬ

На самом деле осточертело все. Сегодня начал писать дочку одного депутата, видела б ты ее. Не знаешь, почему все заказчики такие уроды?

МАРИНА

Зачем оно тебе?

МИХАЙЛЬ

Заладила. Ты же снимаешь свой шелк.

МАРИНА

У меня другая ситуация, ты прекрасно понимаешь. А ты ни от кого не зависишь, ты мог бы! Мог бы заняться настоящей работой. Прямо сейчас.

МИХАЙЛЬ

Я займусь. Нет, правда. Просто не хватает сразу на все, но как только…

МАРИНА

Врешь. Тебя хватает и на уродские заказы, и на голых баб, и на бухать со всеми подряд! Только не на работу, настоящую работу! Потому что ты трусишь. Боишься, что выдохся и больше не сможешь! Тебе слабо.

МИХАЙЛЬ

Я выдохся? Мне слабо?!

Вскакивает из-за стола, подхватывает Марину на руки и начинает кружить по мастерской. Марина вскрикивает, невнятно возмущается, пытается отбиваться, смеется. Ее ноги задевают за мольберт, он с грохотом падает.

В дверях мастерской появляется Оля.

ОЛЯ

Миша!

Марина и Михайль синхронно оборачиваются. Михайль ставит Марину на ноги и наклоняется поднимать мольберт.

МИХАЙЛЬ (стоя задницей кверху , взявшись за мольберт)

У нас Чернобурка, мы тут немного бухнули. Будешь с нами?

МАРИНА (смущенно)

Здравствуй, Оля.

ОЛЯ

Привет. Он тебя хоть не уронил, надеюсь?

Марина молча мотает головой. Михайль устанавливает мольберт, подходит к Оле и обнимает ее.

ОЛЯ (тихо)

Ты про таблетку не забыл?

МИХАЙЛЬ

Забыл, конечно. Что б я делал, если бы не ты?

Марина смотрит на них, затем поворачивается, пересекает мастерскую, берет куртку с вешалки. Одеваясь, бросает взгляд на загрунтованный холст, потом снова — на обнимающихся Михайля и Олю.