Яна Дубинянская - Сад камней

МИХАЙЛЬ (первому встречному)

Где мне найти Марину Маркову?

(второму)

Ты Чернобурку тут не видел?

Ему показывают направление, он кивает и летит дальше.

Марина сидит перед монитором, просматривает отснятый материал и монтирует рекламный ролик.

Врывается Михайль, она оборачивается навстречу. И тут же прячет глаза, неудержимо, смущенно улыбаясь.

МИХАЙЛЬ

Чернобурка, это что, правда?! Ты действительно такая дура? Сколько тебе, забыл, лет?

МАРИНА

Тридцать четыре.

МИХАЙЛЬ

То есть тридцать пять тебя не устраивает категорически?

МАРИНА

Перестань. Ты же сам мне советовал.

МИХАЙЛЬ

Таких советчиков, как я, надо посылать как можно дальше! Ты мне можешь объяснить, ради чего вообще?!

МАРИНА

Потому что тема! Об этой войне никто не говорит правды.

МИХАЙЛЬ

Да война и правда вообще существуют в разных плоскостях! И обе не имеют отношения к искусству в принципе.

Марина встает из-за стола; на мониторе остается стоп-кадр с перекошенной моделькой. Начинает нервно ходить по монтажке.

МАРИНА

Знаешь, искусство меня уже достало. Хочется жизни.

Михайль пытается зайти ей наперерез, все время натыкаясь на углы столов, коробок, стеллажей.

МИХАЙЛЬ

Жизнь — это другое совсем. И она единственная имеет ценность, пойми!

Ее нельзя вот так — псу под хвост!

МАРИНА

Не мели ерунды.

МИХАЙЛЬ

Ты не понимаешь самого главного. Главное — это ты сама. Ты — бесконечность, вселенная, уникальный мир! Себя надо беречь, Чернобурка, пойми. Ну что мне сделать, в какую позу встать, чтобы тебя отговорить?!

Цепляется ногой за провод, теряет равновесие, со стола летит колонка, которую Михайль едва успевает подхватить. Марина вскрикивает, а потом, глядя на него, стоящего с колонкой в обнимку, нервно смеется.

Михайль тоже криво усмехается и ставит колонку на стол.

МИХАЙЛЬ

Я серьезно, Чернобурка.

МАРИНА

Я тоже, Михайль. Пиши тут пока свою «Репетицию времен».

Они смотрят друг на друга в упор одинаковыми глазами. Они абсолютно понимают друг друга, но от этого не легче. Михайль молча поднимает на прощание раскрытую ладонь и выходит из монтажки.

Марина садится за стол и отпускает стоп-кадр.

Внедорожник с логотипом студии «Мост-Продакшн» проезжает отрезок между пограничными постами. Останавливается.

Подходят иностранные пограничники, Марина, опустив стекло, протягивает им документы. Пограничник смотрит их, кивает, улыбается, говорит напарнику несколько слов на своем языке. Возвращает документы, показывает жестом: проезжайте. Машина трогается с места.

Машина едет по серпантинной дороге в горах, въезжает на перевал. Тормозит неподалеку от края обрыва. Из нее выходят Марина, Пашка и водитель — три маленькие, незначительные фигурки.

Они смотрят на заснеженные горы, на словно графические, попеременно голые и хвойные леса, на темно-красные крыши домиков в долинах, на зубчатую стену средневекового замка, на длинную лыжную трассу с линией подъемника, снова на горные вершины. Это очень красивая страна. Будто бы и нет никакой войны.

На экране телевизора — та самая панорама горной страны. Мама Марины, сидя в кресле, смотрит новости.

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС

Вот уже третьи сутки не выходит на связь съемочная группа студии «Мост-Продакшн», пропавшая на Слободенском перевале. Ведутся поиски.

Мама Марины смотрит напряженно, что-то припоминая.

ВЕДУЩИЙ НОВОСТЕЙ

И к другим событиям…

Она резко встает, идет на кухню. Там возле висящего на стене телефонного аппарата лежит на полочке груда разнокалиберных бумажек с записями телефонов, имен, названий организаций. Мама Марины судорожно перебирает их в поисках нужной.

МАМА (вполголоса)

«Мост-Продакшн»… точно же, «Мост-Продакшн»…

Стопка бумажек выскальзывает у нее из рук и веером рассыпается на полу.

Михайль сидит за столом и чертит карандашом эскиз на листке бумаги. Рядом с ним початая бутылка и полная рюмка коньяку. У противоположной стены виднеется нетронутый холст. Михайль глядит в ту сторону, прикладывается к рюмке. Потом снова смотрит на лист, исчерканный уже так, что композиции не разобрать. Размашисто рисует поверх эскиза петлистую виньетку.

Хлопает дверь, и в мастерскую врывается ЯР — высокий, очень пластичный мужчина, тот самый, которого Марина видела возле дома Михайля. Говорит он с легким, малозаметным польским акцентом.

ЯР (кричит с порога)

Ты знал?!

МИХАЙЛЬ

Привет, Шепицкий. Заходи, бухнем.

Яр порывисто пересекает мастерскую, с упора нависает над столом. Михайль поднимает голову.

ЯР

Я тебя спрашиваю: ты знал, что она едет туда?

Михайль уже понял. Встает, машинально сминая листок с бывшим эскизом.

МИХАЙЛЬ

Чернобурка?

ЯР

Последний раз она звонила на студию из Былкова, два дня назад. Они выезжали в горы. С тех пор никакой связи.

МИХАЙЛЬ (выругавшись неразборчиво, сквозь зубы)

Да, Яр, я был в курсе. Но ты же знаешь Чернобурку.

Яр кивает чуть заметно, одними ресницами: да, знаю. Михайль жестом предлагает ему коньяку, Яр снова кивает, уже отчетливее, и садится. Михайль тоже садится, разливает коньяк, они выпивают.

ЯР

Надо что-то делать, Михайль.

Михайль берет со стола скомканный лист и бросает его в угол, в груду мусора и хлама. Мимолетно смотрит на холст.

МИХАЙЛЬ

Надо что-то делать.

Марина, Пашка и водитель мирно сидят за столом в уютной селянской горнице, перед каждым из них миска с едой и ломоть хлеба.

Здесь маленькие окошки со ставнями и занавесками с вышитой каймой, яркие ковровые дорожки, льняная скатерть, салфетки с орнаментом, посреди стола стоит расписной глиняный кувшин в форме петуха.

Молодая красивая хозяйка берет его и разливает по кружкам молоко, придвигает каждому, что-то говорит на своем языке.

ПАШКА

Спасибо, красавица.

Подмигивает ей, но хозяйка не принимает заигрывания, отходит в глубину комнаты.

Пашка пожимает плечами, отпивает молоко и откусывает большой кусок хлеба. Водитель тоже налегает на еду. Только Марина — резкая, неподвижная и напряженная.

Пашка отодвигает пустую кружку и встает из-за стола.

ПАШКА (хозяйке)

Я выйду, ага? Мне надо.