Ребекка Маккаи - Запретное чтение

— Мисс Гулл, расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с Чуваком и почему он все время молчит?

Гленн разом вышел из ступора и посмотрел на меня:

— Он, кажется, назвал тебя мисс Гулл?

— Прежде чем Иэн успел что-нибудь изобрести, я сказала:

— У его мамы пунктик насчет уважения к старшим.

Гленн рассмеялся и оглянулся на Иэна.

— Ясно, — сказал он. — С уважением у тебя все в порядке, чувак.

— Только по отношению к женщинам, — уточнил Иэн.

На этом их беседа закончилась, и даже когда мы заехали пообедать в сетевой ресторанчик перед въездом в Кливленд, Гленн не произнес ни слова, если не считать того, что он заказал себе бургер с индейкой и жареные картофельные кольца.

Судя по тому, с каким наслаждением Иэн поглощал шоколадное молоко, в нормальной жизни этот продукт ему не покупали.

— Итак, мистер Чувак, известно ли вам, что у отца мисс Гулл была собственная шоколадная фабрика?

Гленн, похоже, даже не понял, что Иэн обращается к нему.

— Но, мисс Гулл, — повернулся Иэн ко мне. — Ведь ваш отец все это выдумал, да? Не очень-то похоже на правду. Я думаю, он просто пошутил.

— Очень может быть, что ты прав, — сказала я.

Я старалась об этом не думать, но, пожалуй, во многом мое сегодняшнее недомогание и туман в голове были вызваны именно этим: у меня из-под ног выдернули ковер истории моей семьи.

— Но он ведь правда русский? — спросил Иэн. — Акцент у него очень хорошо получается.

Я была до того подавлена и сбита с толку, что даже и на этот вопрос не сразу смогла ответить с уверенностью — пришлось на секунду задуматься и вспомнить, что я действительно не раз слышала, как отец говорит на беглом русском с людьми, которые несомненно были русскими.

Как только нам принесли еду и Иэн увлекся своим гамбургером с беконом и помидорами, я встала из-за стола и сообщила, что иду в туалет. Мои надежды оправдались: в конце коридора обнаружился телефон-автомат. Я затолкала в прорезь сразу несколько четвертаков, достала из сумочки чековую книжку и набрала номер. Я понимала, что это очень рискованно — звонить из того места, где мы остановились на обед, но ведь сразу после обеда мы отъедем отсюда на несколько миль, а до восьми утра полиции вряд ли удастся прочесать всю округу. У меня была заготовлена речь, которая годилась в любом случае, кто бы ни подошел к телефону: мистер Дрейк, миссис Дрейк или кто-то из полиции.

В машине я перебирала в голове разные варианты — например, думала, не сказать ли им, что Иэн находится в Кливлендском художественном музее, а потом оставить его у входа и рвануть вместе с Гленном в аэропорт и оттуда вылететь первым рейсом в Пуэрто-Рико или куда подальше — главное, чтобы Гленна впустили туда без паспорта. А ему я скажу, что стремлюсь к спонтанности и импровизирую. Ну а потом я либо сбегу в какие-нибудь еще более отдаленные края, либо буду сидеть тихонько и дожидаться ареста. Но, положа руку на сердце, все это было несерьезно. Я не была готова садиться в тюрьму, не была готова покинуть родину, и мне не хотелось, чтобы часть вины пала на Гленна. К тому же, если сейчас просто забросить Иэна обратно, никак его к этому не подготовив и не дав ему раздобыть волшебную силу, которая поможет преодолеть ближайшие восемь лет жизни, то чего ради я вообще во все это ввязалась? Конечно, все произошло случайно и неожиданно, но ведь должен быть в этом какой-нибудь смысл!

Поэтому я остановилась на двух тщательно продуманных предложениях, которые должны были утешить родителей Иэна и развеять их страхи. Я была готова даже к тому, что сам пастор Боб подойдет к телефону. Но вот к чему я совсем не была готова, так это к тому, что трубку снимет Иэн. После четырех гудков в телефоне раздался его голос, узнаваемый и аденоидно-гнусавый. «Алло? — сказал Иэн, и я едва не швырнула трубку, но все же удержала ее у уха. — Алло, вы позвонили Дрейкам! Оставьте, пожалуйста, сообщение Дрейкам». И тут я все-таки повесила трубку, но мягко и аккуратно, потому что рука у меня дрожала, от пальцев до плеча. Моему решению повесить трубку можно было найти логическое объяснение: достаточно того, что мне не хотелось, чтобы запись с моим голосом прокручивали туда и обратно, анализировали и передавали в выпусках новостей. Но на самом деле меня смутило даже не это, а то, что, оставляя сообщение самому Иэну (а именно такое у меня было ощущение), я совершила бы куда более серьезное предательство, чем планировала. Я хотела всего-навсего быстро и коротко сказать мистеру Дрейку: «Я видела вашего сына. Он в хороших руках и скоро будет дома». К более серьезному предательству я не была готова.

Возвращаясь к нашему столику, я вопреки здравому смыслу злилась на Дрейков за то, что их не оказалось дома. Они что же, ушли куда-нибудь обедать? Нет, наверное, где-нибудь на собрании, молятся. Всенощное бдение при свечах. И все-таки. А что, если это сам Иэн звонил им, а они упустили возможность с ним поговорить? А может быть, они сначала слушают, кто звонит, и только потом подходят к телефону? Их, наверное, всерьез утомили доброжелатели и люди, предлагающие принести им горячего супа. Но я была довольна, что у меня появился еще один повод на них сердиться (первым поводом была история с пастором Бобом). Я хваталась за любое оправдание, какое только могла найти.

Иэн сидел перед четвертью гамбургера, в которую он воткнул все свои четыре зубочистки с разноцветными бумажными наконечниками, и рассказывал Гленну об Идеальной Симфонии. Вид у Гленна был такой, как будто у него что-то болит.

— И особенно круто будет то, что для этого придется арендовать просто гигантское помещение — ну, или, там, стадион — и все это помещение заполнить сотней «биг-бенов», и они все станут играть одновременно. Но, конечно, управлять ими надо с помощью компьютера, правильно? Потому что ведь, если хотя бы один человек что-нибудь напутает, получится ерунда. Как вы думаете, это противозаконно — использовать мелодию «Биг-Бена»? На меня за это подадут в суд?

Вместо ответа Гленн жестом подозвал официантку и заказал себе мартини.

Я доблестно предприняла попытку сменить тему:

— Со мной в школе училась одна девушка, которая играла в оркестре и однажды уснула прямо посреди концерта. Она играла на флейте и вот прямо взяла и уснула — уронила голову на пюпитр.

Конечно, все дело было в том, что девушка наелась какой-то наркоты, но я считала, что этот факт делал историю менее интересной. Остаток обеда Иэн развлекался тем, что притворялся нарколептиком.

По пути к выходу он выгреб из вазы на прилавке две пригоршни красно-белых леденцов и набил ими карманы. И я подумала: интересно, сможем ли мы в экстренном случае продержаться на его леденцовых запасах.