Эрик Сигал - Однокурсники

Когда Энди и Лиззи вернулись после обеда, я усадил их на крыльце и постарался рассказать им о своем старинном друге. Думаю, они уже знали его заочно, ибо все, кто учился со мной в Гарварде, говорили о нем как о великом спортсмене. И кто бы ни вспоминал наш выпуск, тут же всплывало имя Джейсона. Дети терпеливо слушали, пока я рассказывал им о героизме моего друга, но я видел, для них это что-то вроде пересказа фильма с участием Джона Уэйна.

Я пытался как можно понятнее донести до них мысль, что он пожертвовал своей жизнью ради благородного дела. Но все равно их это не очень-то впечатлило.

А еще я объяснял, что и в нашей стране до Вьетнама такое тоже случалось. Люди сражались, защищая свои принципы. А потом я решил приблизить эту тему к нашей семье и сказал, что ради этого и наши собственные предки воевали с британцами в 1776 году.

Энди вообще не любит, когда я рассказываю подобные вещи. И совершенно не воспринял мою проповедь.

Он сказал мне, что я никак не врубаюсь: этому миру нужно избавиться от войн. И никакому насилию нельзя искать оправдание.

Ладно, я не собирался с ним спорить. Подумал, наверное, это возрастное и скоро пройдет. В любом случае, что может какой-то избалованный подросток знать о принципах?

Даже Лиззи стала проявлять нетерпение. Поэтому я закончил свою речь, сказав, что мне надо ехать в город и купить еще петард для салюта.

Это неожиданно заинтересовало Энди. Он спросил, не собираемся ли мы еще раз отметить Четвертое июля.

Я ответил, что это будет нечто особенное.

Мы запустим сегодня ночью несколько петард и устроим салют в память Джейсона Гилберта.

Свои первые месяцы на посту специального советника президента по национальной безопасности Джордж Келлер провел, в буквальном смысле этого слова, в воздухе. Он сопровождал президента Форда и госсекретаря Киссинджера (с толпой журналистов) во время визитов в Пекин, в Индонезию и на Филиппины. Кэти, конечно же, понимала, что это не те поездки, куда берут с собой жен. Поэтому она сама находила себе занятия: участвовала в работе штаба агитационной кампании сторонников поправки о равных правах и приводила в порядок холостяцкую квартиру Джорджа.

Едва они вернулись из этой поездки, как Киссинджер снова подхватил Джорджа, и на реактивном самолете Военно-воздушных сил они полетели в Россию — ради отчаянной попытки спасти переговоры ОСВ [80] Переговоры об ограничении стратегических вооружений. .

В их отсутствие в Конгрессе усилились нападки на действия Киссинджера. Госсекретарь, всегда болезненно воспринимавший публичную критику, был в отчаянии. Однажды Джордж нечаянно услышал, как Генри разговаривает по правительственному телефону с Вашингтоном из здания американского посольства в Москве:

— Господин президент, если я действительно утратил доверие своих соотечественников, то мне ничего не стоит подать в отставку.

Джордж сидел, затаив дыхание, и гадал, как Джеральд Форд отреагирует на театральное предложение Генри уйти со сцены.

«Когда-нибудь они выведут его на чистую воду и действительно примут отставку. И госсекретарем станет кто-то другой. Может быть, я».

С февраля Вашингтон стал уделять больше внимания внутренним делам. Для Джеральда Форда это значило добиться расположения общественности перед предстоящими в ноябре выборами и не позволить Рональду Рейгану узурпировать право выдвинуть свою кандидатуру от Республиканской партии, поскольку такая угроза существовала.

Проблема Джорджа Келлера тоже касалась дел домашних, и в самом буквальном смысле этого слова. Кэти хотела иметь детей. Когда он уверял ее, что у них впереди еще много времени, жена напоминала ему, что моложе она не становится.

— Неужели тебе совсем не хочется стать отцом? — уговаривала она его.

— Какой же из меня отец? Разве может такой эгоист, как я, уделять время своему ребенку?

— Ага, вот видишь, значит, ты уже думал об этом.

— Да, немного.

На самом деле он думал об этом больше чем немного. Как только они поженились, он уже догадывался, что Кэти мечтает стать матерью.

У всех друзей были дети. Даже у Эндрю Элиота, который как-то заметил в шутку: «Ты должен попробовать, Келлер. Видишь, если даже я смог завести детей, то и каждый сможет».

Но что-то внутри него сопротивлялось этой перспективе. Кэти чувствовала, что он чего-то опасается, и ей хотелось верить, что причиной всему — его сложные, противоречивые отношения с собственным отцом. И она старалась заверить мужа, что он сможет дать ребенку то, чего сам недополучил когда-то.

В каком-то смысле она была права. Но это была всего лишь часть правды. В глубине души он был зол на себя и мстительно считал, что слишком виноват и не заслуживает права быть родителем.

Киссинджер и Джордж во время второй встречи на предвыборных дебатах между президентом Фордом и его соперником от Демократической партии, Джимми Картером, 6 октября 1976 года, сидели как на иголках.

Оба поморщились, когда Форд ляпнул опрометчивую фразу, что Восточная Европа «свободна от советского влияния».

После этих слов Генри наклонился к Джорджу и язвительно шепнул:

— Хорошо же вы его проконсультировали, доктор Келлер.

Джордж покачал головой. Сразу после окончания дебатов он спросил у Киссинджера:

— Ну, что ты думаешь? Государственный секретарь ответил:

— Думаю, если завтра в Польше не случится революции, мы с тобой остались без работы.

Киссинджер оказался прав. В день выборов американские избиратели отправили Джимми Картера в Белый дом управлять страной, а Джеральда Форда — в Палм-Спрингс играть в гольф. Отныне Вашингтон будет принадлежать демократам — по крайней мере, в ближайшие четыре года. А тем, кто, как Джордж Келлер, тесно сотрудничал с республиканцами и проводил их политику, здесь места не было. По иронии судьбы, кабинет Джорджа займет его первый покровитель в Гарварде, Збигнев Бжезинский. (У него промелькнула мысль — а на ту ли лошадь он поставил.)

Кэти втайне радовалась, что все так обернулось, поскольку ей уже опротивел родной город. А еще она ревновала мужа к своей сопернице — политике.

После первоначального разочарования Джордж приступил к поискам новой работы. Он отверг приглашения нескольких университетов вести занятия по системе государственной власти, а также предложения от нескольких издательств написать книгу о своем пребывании в Белом доме. Он был уверен, что для такой книги время еще не настало, ибо надеялся туда вернуться.

Вместо этого он предпочел стать консультантом по международной торговле во влиятельной нью-йоркской консультационной фирме Пирсона Хэнкока. Предполагаемое вознаграждение превосходило самые смелые ожидания.