Мишель Фейбер - Побудь в моей шкуре

– Знаешь что, Луиза, – сказал он после некоторого молчания. – Забавно, что ты слушаешь кантри-энд-вестерн.

– Забавно?

– Ну да, необычно как-то это… для женщины. По крайней мере, для молодой женщины, понимаешь. Ты – первая молодая женщина, у которой я вижу в машине кассету с кантри-энд-вестерн.

– А что вы ожидали услышать? – поинтересовалась Иссерли. (Некоторые крупные бензоколонки продавали кассеты, она могла бы купить правильные.)

– Ну, танцы-шманцы какие-нибудь, – пожал плечами Дэйв, ни на минуту не переставая отбивать в воздухе ритм кулаком. – «Итернал» там, «Дабстар» или «Эм Пиппл». Может быть, Бьорк, «Палп», «Порти шхед».

Последние три названия показались Иссерли более подходящими для кошачьих консервов.

– Наверное, у меня странные вкусы, – призналась Иссерли. – Как вы думаете, мне бы понравился Джон Мартин? На что его музыка похожа? Может быть, попытаетесь мне описать?

В ответ на ее вопрос лицо автостопщика озарилось безмятежным, но в то же время интенсивным сиянием, как будто всю свою жизнь он жил в ожидании этого момента и вот теперь, когда он наконец настал, сможет показать все, на что способен.

– Ну, он чудеса творит с эхоплексом – педаль такая, понимаешь? Играет на акустике, но звучит она у него как электрическая – объемно, плотно.

– А-а-а, – откликнулась Иссерли.

– Вот он играет мягкий такой перебор на акустике, и вдруг – мгновение – и начинается БЭНП ДЖА! ДЖА! ДЖА! БЭНП – прямо по башне!

– А-а-а, – сказала Иссерли. – Звучит завлекательно.

– А как он поет! Этот чувак поет так, как никто на земле не поет! – И Дэйв снова принялся петь, выводя горлом такие хриплые рулады, что Иссерли задумалась, не пьян ли он на самом деле. В течение долгих лет Иссерли придерживалась правила: никогда не сажать к себе в машину сильно выпивших пассажиров, которые могут заснуть, прежде чем она примет решение, впрыскивать икпатуа или нет. Если бы Дэйв начал прямо с этого представления, она ни за что не посадила бы его в машину. Но он быстро пояснил ей:

– Это он нарочно так поет. Ну, как в джазе, типа.

– А-а-а, – сказала Иссерли. – Так вы часто ходите на Джона Мартина?

– Раз шесть или семь был. Но он бухает по-черному, понимаешь? Так бухает, что может в один прекрасный день вообще копыта откинуть. И тогда уже никаких больше концертов, так что будешь кусать себе локти и говорить: «Что ж я в последний-то раз на него не сходил?» И что мне тогда останется, цыпочка? Сидеть и пялиться в ящик?

– А вы в основном именно этим занимаетесь, Дэйв?

– Верно, цыпочка. Угадала, – откровенно признался он.

– И днем тоже?

– Нет, цыпочка, – рассмеялся Дэйв. – Днем я работаю.

Иссерли с разочарованием проглотила эту информацию. Она была почти уверена, что Дэйв – безработный.

– Итак, – продолжала она, надеясь услышать, что он хотя бы на работу является, когда ему заблагорассудится, – вы сегодня взяли отгул, чтобы съездить на концерт?

Дэйв посмотрел на нее сочувственно и сообщил:

– Цыпочка, сегодня суббота.

Иссерли вздрогнула.

– Ах да, конечно, – сказала она. Черт бы побрал Амлиса Весса – это все из-за него! Из-за его Дурацкой выходки она сегодня ничего толком не соображает.

– Луиза, с тобой все в порядке? – поинтересовался сидевший с ней рядом водсель. – Ты часом сегодня с кровати не свалилась?

Она кивнула и сказала со вздохом:

– Совсем заработалась…

– Похоже на то, – участливо отозвался он. – Ладно, пора прийти в себя, уик-энд на носу!

Иссерли улыбнулась. Ее на самом деле ждал уикэнд – как и Дэйва, впрочем. Сослуживцы будут ждать его на работе не раньше понедельника, и даже тогда, если он не появится, подумают, что ему не удалось вовремя добраться домой из Глазго. Наверное, в конце концов, его стоит взять. Он выглядит просто превосходно.

– А где вы собираетесь остановиться в Глазго? – спросила она, положив палец на рычажок, приводящий в действие иглу с икпатуа, в предвкушении обычного невнятного бормотания про друзей и гостиницы.

– У мамочки, – с готовностью отозвался Дэйв.

– У мамочки?

– Да, у моей мамы, – подтвердил он. – Она классная. Тусовщица в душе, если ты меня правильно понимаешь. Если бы не было так холодно, она тоже пошла бы со мной на Джона Мартина.

– Как мило, – сказала Иссерли, убрав палец с рычажка и снова положив его на потертую оплетку рулевого колеса.

Дальше, до самого конца пути, они почти не разговаривали. Кассета с кантри-энд-вестерн играла, пока не кончилась, и Дэйв перевернул ее, решив использовать имевшееся в его распоряжении время на полную катушку. Певец жизнерадостней печали продолжил разливаться соловьем о сладких снах, долгих дорогах и упущенных возможностях.

– Вы знаете, похоже, я переросла эту музыку, сказала наконец Иссерли Дэйву. – Я когда-то любила ее, давно, но теперь, кажется, надо двигаться дальше. Не начать ли мне слушать Джона Мартина?

– Великолепная идея, – одобрил Дэйв.

В Питлохри она высадила его и уехала, подмигнув на прощанье хвостовыми огнями.

Когда она проехала мимо через пять минут по другой стороне, возвращаясь домой, он все еще стоял на обочине с табличкой «ГЛАЗГО» в руках. Если он ее заметил (а он почти наверняка заметил ее), непременно задался вопросом, что такое на нее вдруг нашло.

К двум часам дня солнце полностью потонуло в сланцево-сером море облаков: видно, снова намечался снег. И намечался, похоже, буквально в ближайшие часы, а если пойдет снег, то стемнеет сразу, без сумерек, и тогда в такую погоду ловить попутку на дороге рискнуть может только или псих, или же тот, кто очутился в отчаянном положении. Иссерли сомневалась, что ей сегодня достанет сил, чтобы справиться с серьезным психом, или оптимизма, чтобы утешать отчаявшихся. С точки зрения реалистического подхода к работе, с первой же упавшей снежинкой следовало немедленно оставить всякую надежду найти добычу.

Но что тогда? Куда ей ехать тогда? Ферма Аблах исключалась: требовалось какое-то более уединенное, более спокойное место – место, о котором было бы известно ей одной.

Может быть, ей стоит попробовать поспать в Фирнском аббатстве – именно поспать, а не просто вздремнуть, как обычно. Неужели кровать действительно так необходима? Уж одну-то ночь она точно обойдется без нее и поспит по-человечески! Пусть Энсель и его дружки поломают голову над тем, что с ней случилось, а она будет тем временем преспокойно спать себе под звездами, никем небеспокоимая.

Она знала, что ей пришла в голову крайне глупая идея. Ее позвоночник просто не позволит ей этого. Не так-то просто лежать на твердом, свернувшись при этом уютно калачиком, когда одна половина твоего хребта ампутирована, а вторая утыкана металлическими штырями. Увы, такова была цена, которую пришлось заплатить, чтобы иметь возможность сидеть вертикально за рулем автомобиля.