Пауло Коэльо - Алеф

Яо возвращается, ловко удерживая поднос, на котором позвякивают шесть кружек с чаем.

– Вот почему я спросила о том, как Алеф связан с любовью, – продолжает редакторша. – Я вовсе не имела в виду любовь между мужчиной и женщиной. Иногда, глядя на спящего сына, я видела все, что происходило в мире: место, где он появился на свет, места, где ему предстояло побывать, и испытания, которые ему суждены на пути к его и моей мечте. Сын вырос, я люблю его ничуть не меньше, но Алеф исчез.

Что ж, этой женщине дано постичь истинный смысл Алефа. Остальные встречают ее слова уважительным молчанием. Хиляль потерпела сокрушительное поражение.

– Я запуталась, – признается она. – Кажется, у меня нет причин здесь дольше оставаться. Можно смело выходить на следующей станции, возвращаться в Екатеринбург, посвятить свою жизнь игре на скрипке, но так ничего и не понять. И перед смертью спросить себя: что же я здесь делала?

Я касаюсь ее руки.

– Пойдем со мной.

Я собираюсь отвести Хиляль в Алеф, напомнить ей, ради чего она задумала пересечь на поезде Азию, и позволить ей самой принять решение. Доктор-гомеопат после нашего совместного путешествия в прошлое больше не пожелала меня видеть; не исключено, что с Хиляль будет так же.

– Одну минуту, – останавливает меня Яо.

Он просит нас вновь сесть за стол, протягивает каждому кружку и ставит посередине чайник.

– В Японии я научился ценить красоту простых вещей. А самая простая и самая изысканная вещь – это чаепитие. Мне захотелось показать вам, что, несмотря на все конфликты и трудности, несмотря на наши подлость и благородство, мы все еще способны любить самые простые вещи в этой жизни. Перед началом чайной церемонии самураи оставляли за порогом свои мечи и усаживались за стол со смирением, принимая предписанные позы. На это время они переставали быть воинами и отдавались служению красоте. Что если и нам последовать их примеру?

Яо разливает чай. Мы ждем в полном молчании.

– Я отправился готовить чай, потому что приметил за столом двух самураев, готовых ринуться в бой, но когда я вернулся, доблестные воины исчезли, и на их месте оказались люди, способные понять друг друга и без чаепитий. Однако выпить чаю все-таки не помешает. Давайте объединим усилия, чтобы привнести в нашу далеко не совершенную повседневную жизнь хотя бы тень совершенства. Истинная мудрость состоит в том, чтобы уважать такие простые вещи, ибо они могут привести нас туда, куда мы стремимся.

Мы почтительно принимаем из рук Яо кружки с чаем. Теперь, когда получил прощение, я могу насладиться заваркой из молодых листочков, собранных чьими-то мозолистыми руками, высушенных и превращенных в утверждающий вокруг гармонию напиток. Мы пьем не спеша; за время путешествия мы постоянно разрушаем себя, а потом восстанавливаем – такими, какие мы есть.

Когда чаепитие подходит к концу, я снова зову Хиляль пойти с мной. Она заслуживает того, чтобы узнать всю правду и принять решение.

Мы снова в тамбуре. Мужчина приблизительно моих лет беседует со своей попутчицей ровно на том месте, где находится Алеф. Учитывая особую энергетику этого места, они могут так стоять довольно долго.

Мы решаем подождать. В тамбур заходит еще один пассажир, закуривает и присоединяется к ним.

Хиляль тянет меня за рукав.

– Это наше место. Неужели нельзя было потрепаться в другом купе?

Я прошу ее набраться терпения. Нам некуда спешить.

– Зачем ты на нее набросилась? – спрашиваю я. – Она ведь хотела помириться.

– Не знаю. Я растерялась. С каждым днем, с каждой новой остановкой я чувствую себя все более потерянной. Мне казалось, я должна зажечь огонь на вершине, быть рядом с тобой, помочь тебе осуществить какую-то миссию. И что она будет мне мешать. Я готовилась к непониманию, обидам, унижениям, я просила у Бога сил все вынести и преодолеть во имя любви, в которую никогда не верила, но которая, оказывается, существует. И у меня почти получилось. Теперь я ночую через стенку от тебя, потому что Богу отчего-то было угодно, чтобы человек, купивший билет в соседнее купе, передумал ехать. Он не сам так решил, это было предопределено свыше, я уверена. И вот теперь, впервые с самого начала путешествия, у меня пропало всякое желание его продолжать.

В тамбур заходит еще один пассажир. В руках у него три банки пива. Похоже, их разговор затянется.

– Я тебя понимаю. Ты думаешь, что дошла до самого конца, но это не так. Ты совершенно права в одном: нужно понять, зачем ты здесь. Ты здесь для того, чтобы меня простить, и я хочу, чтобы ты знала, за что. Ведь слова убивают, и только через непосредственный опыт ты сможешь все понять, точнее, мы сможем все понять, потому что я тоже не знаю конца истории, не знаю, на каком слове она обрывается.

– Тогда давай дождемся, когда они уйдут, и снова окажемся в Алефе.

– Сначала я тоже так думал, но они здесь надолго, именно из-за Алефа. Осознанно или нет, они сейчас испытывают чувство эйфории, полноты бытия. Глядя на них, я понял, что не должен показывать тебе все сразу. Приходи ко мне сегодня ночью. В этом вагоне трудно заснуть, но ты просто ляг рядом, закрой глаза и постарайся расслабиться. Я обниму тебя, как тогда в Новосибирске. Я постараюсь досмотреть конец истории один, а потом расскажу тебе ее всю до конца.

– Как раз это я и хотела услышать. Приглашение. Только, пожалуйста, не отвергай меня, как в тот раз.

– Яне успела постирать пижаму. – Хиляль все в той же футболке, которую я ей одолжил, и с голыми ногами. Трудно сказать, надето что-нибудь на ней, кроме футболки, или нет. Она ложится ко мне в постель.

Я глажу ее волосы. Мне понадобится все имеющиеся у меня такт и деликатность, чтобы сказать ей все и ничего.

– Обними меня, мне только это сейчас нужно. Этот жест древний, как само человечество, и значит он куда больше, чем просто соприкосновение двух тел. Я обнимаю тебя – значит, от тебя не исходит угрозы, я не боюсь подпустить тебя совсем близко – значит, мне хорошо, спокойно, и рядом со мной тот, кто меня понимает. Говорят, каждое искреннее и сердечное объятие продлевает нам жизнь на один день. Так что, будь добра, обними меня, – прошу я.

Я кладу голову Хиляль на грудь, и она заключает меня в свои объятия. Я вновь слышу, как бьется ее сердце, и заодно отмечаю, что на ней нет лифчика.

– Я бы очень хотел рассказать тебе, что собираюсь сделать, но не могу. Мне еще ни разу не удавалось добраться то самого конца, до той черты, где можно найти ответы и объяснения. Я неизменно останавливался на одном и том же месте.

– На каком? – спрашивает Хиляль.

– На площади, и не проси меня ничего объяснять. Там восемь женщин, и одна из них говорит то, что я никак не могу расслышать. За последние двадцать лет я встретил четверых из них, но ни одна из них не помогла мне добраться до конца истории. Ты пятая. Это путешествие состоялось не случайно, Бог не решает судьбу Вселенной при помощи жребия; теперь я знаю, почему история о костре на вершине горы заставила тебя искать встречи со мной, но осознал я это лишь тогда, когда мы с тобой открыли Алеф.