Дмитрий Тростников - Знаменитость

Я шагнул вперед.

— Не надо, Сережа! — остановила меня Старкова. — Хватит с него. Но приложил ты его классно. Давно пора было кому-то это сделать. Пошли отсюда.

Уже в переулке мы простились с англичаночкой, которая выскочила из склепа вместе с нами.

— А как вы это повезете через границу и таможню? — поинтересовалась Старкова.

— Что-нибудь придумаю. Спрячу в кассету группы «Песняры» или Аллы Пугачевой. Отличный материал! Russian underground! Первый класс! — улыбнулась в ответ девушка, уверенными движениями заталкивая магнитофон в небольшой заплечный рюкзачок, который впору было носить школьнице, а не профессиональной «акуле пера». В следующий момент она уже бодро шагала от нас в темноту переулка.

Когда мы вернулись к дому, когда поднялись на площадку и Маша уже открыла ключом дверь своей квартиры, Алеша вдруг спохватился.

— Эх, зря англичанку в гости не пригласили! Не по-русски как-то получается, — посетовал он.

— Ага, чтобы тут у меня при дочери разврат устроил? — подняла брови Старкова. — Смотрите у меня, чтобы сейчас ни звука!

— Как она? — спросил Алеша, разуваясь в прихожей как можно тише.

— Катюха-то? — переспросила Маша. — А что ей будет? Растет как на дрожжах. Петь уже начинает понемногу. В музыкальной школе педагог ее вундеркиндом считает. Сейчас спит уже, наверное. Представь, сама из музыкалки пришла, сама ужин разогрела, спать легла — умница моя!

На цыпочках мы пробрались на кухню, мимо закрытой двери в комнату, где, очевидно, спала девочка. На кухонном столе еще красовались остатки нашего дневного угощения.

— Ох, мужики, что же с вами делать! — вздохнула Старкова. — Нельзя вам туда идти завтра. Сердцем чую — нельзя! Это может плохо кончиться…

— Ты пойми, Маш! — горячо перебил Алеша. — Первый раз мне кто-то предлагает делать то, что я хочу. Первый раз кто-то видит во мне не просто скандально-подпольного шансонье, а настоящего певца. И неужели ради этого не стоит рискнуть? Пусть даже и жизнью? Для меня тут и риска-то на самом деле нет — иначе все равно сопьюсь, ты же знаешь. Так и буду мотаться по своему «золотому треугольнику»: Питер-Москва-Киев. Там спел «Мурку», там «Гоп-со-смыком», пока не свалюсь где-нибудь?.. Вот ты говоришь, глупость делаем? А у меня другого выхода нет. Спасибо вот Сереге — он деньги собрал!

Но в этот момент из комнаты, двери в которую были закрыты, раздался недовольный тоненький голос.

— Мам! — крикнула девочка. — Ну что вы так орете!

— Не будем, Катюша, спи! — спохватилась Старкова, прикрывая кухонную дверь. — Видал, какая примерная? В десять часов уже в кровати, еще на мамашу покрикивает, воспитывает, — с нежной гордостью пожаловалась Старкова.

— Знаешь, если вот сейчас не решусь — значит, я, правда, настоящий раб и других песен не заслуживаю, — на полтона ниже, громким шепотом продолжал Алеша. — Представь сама, что тебе бы сейчас время назад открутить? И сделать так, что ты сможешь петь, как раньше? Неужели бы не рискнула?! Песни поёшь, хоть немного? — поинтересовался Алеша.

— Иногда, на кухне, — с грустной улыбкой призналась Маша.

Она в этот момент собирала наши грязные тарелки. Поставила их в раковину, пустила воду. И вдруг потихоньку запела.

— Думы окаянные, мысли потаенные…

— Бестолковая любовь! Головка-то забубенная! — подхватил Алеша.

— Тоже знаешь эту песню? — радостно удивилась она.

— Я все народные песни перелопатил, — с апломбом заявил Алеша.

— Фигня! — прыснула Старкова. — Это авторская песня. Юлий Ким сочинил! — и, не прекращая мыть посуду, продолжила петь. — Все вы думы помнитё! Все вы думы знаетё!

— Так почто ж вы мое сердце этим огорчаете! — уже во весь голос весело допел Алеша.

И даже я, будучи совсем дилетантом, мгновенно оценил, как идеально гармонируют их голоса, как красиво звучит то, что эта парочка так легко выдала небрежным экспромтом.

— Ма-ам!!! — снова раздался скорбный вопль из комнаты. — Вы опять шумите?!

— Все, моя ласточка!!! — оглушительно пообещала Маша и внезапно закашлялась. Громко, взахлеб, мгновенно задохнувшись. Лицо ее покраснело. Не прекращая кашлять, Старкова выбежала из кухни. И только хлопнула дверь в ванной комнате.

— Что с ней? — удивился я.

— Сорвала голос, — объяснил Алеша. — Еще тогда. Самый красивый женский голос, который мне только доводилось слышать. Из-за ерунды! — он только с досадой хлопнул себя по коленке. — Ай, что теперь об этом говорить!

Маша вернулась довольно быстро.

— Вот и все мои песни. Только и гожусь теперь — колбасу музыкантам строгать, — она развела руками с виноватой улыбкой.

Тем временем Алеша отпросился на минутку на улицу. Сказал — покурить. А мы с Машей остались сидеть вдвоем на кухне друг напротив друга.

— И что? С этим ничего нельзя сделать? — спросил я. — Лечить горло ты не пробовала?

— Гортанный нерв защемлен, — пожала плечами она. — Опухоль трахеи, говорят, доброкачественная. Из-за этого отек голосовой складки. Мне говорили, что где-то за границей, в каких-то швейцарских клиниках вроде научились это лечить. Но кто ж меня в Швейцарию выпустит? И сто тысяч швейцарских франков на операцию где взять? Так что я не переживаю. Горло — слабое место оказалось. Судьба такая. Бодливой корове бог рог не дал, — усмехнулась она, явно стремясь свести разговор к шутке.

— Все равно неправильно это, — от всего сердца сказал я. — Неправильно, что все вот так, — поправился я и еще сильнее смутился.

— И на кой черт вас только сюда принесло?! Жила себе спокойно, — вдруг посетовала Маша.

Она смотрела на меня внимательными карими глазами. И всем своим видом, включая небрежно сложенные полные губы, старалась продемонстрировать, что этот взгляд ничего не значит. Но получалось наоборот, что очень даже значит. Кто бы сказал мне тогда, что главным умением Маши было бросать свою жизнь ломтями на алтарь благополучия своих мужчин? Любивших и восхищавшихся, но никогда не оказывавшихся рядом в трудную минуту. Череда абортов оставила рубцы не только на теле Маши Старковой. Впрочем, озорной блеск сумасшедших глаз неизменно оставался при ней. Разве иногда, ближе к часу ночи его заменяла пьяная истерика.

— Расскажи лучше о себе? Мне интересно, — попросила Маша. — Как вышло, что вы, такие разные, вдруг с Алешкой сошлись? Он ведь талантливый, но такой непутевый, что всякий, кто с ним поведется, — тоже непутевым становится. Может, у тебя получится? Ты не такой, как все его друзья-приятели…

В дверь позвонил радостный Алеша. В каждой руке у него было по бутылке портвейна.

— Там у таксистов целый ночный магазин! — возбужденно сообщил он. — Два портвешка ведь лучше, чем одна водка? Я правильно купил?