Чума в Бедрограде

Сначала снимали кафел’, тепер’ б’ют, не осторожничают. Бахта Рука для профилактики прикрикнул: порча служебного имущества, полегче. Его проигнорировали.

Он был в ступоре, таком странном после всех сегодняшних гонок на такси — вязком, липком, приставучем, как дерьмо канализаций, принадлежащих Университету. Сейчас кожаные плащи наткнутся на нишу с пробирками, как пит’ дат’ наткнутся, они же её так усиленно ищут. У них распоряжение от фаланг. Никто не говорил этого Бахте Руке, но и так понятно — Силовой Комитет не крошит чужой кафел’ без их отмашки.

Но как, откуда фаланги прознали про вирус?

Вообще про вирус, леший уж с точным — до конкретной каморки — местонахождением запасов.

Вся затея с эпидемией держалас’ в строжайшем секрете, всё, что могли, делали сами, без привлечения лишних людей. И ладно бы вой подняли какие-нибуд’ врачи — заметили там неладное, взяли анализы, увидели заразу в микроскоп, обратилис’ в Медицинскую гэбню, минуя городские власти. Это представимо, этого они ждали — хотя и не на четвёртый ден’, рано. Но фаланги?

Фаланги не шибко дружны с Медицинской гэбней, через врачей к фалангам сведения бы не утекли. А если и утекли бы — всё равно в микроскоп не разглядишь, откуда родом зараза и в какой подсобке её хранят.

Белые осколки кафеля и чёрные кожаные плащи — как всё это может быт’ настоящим? Может быт’, Бахта Рука отключился за рулём и видит сон, глупый и нелогичный, порождённый взвинченными нервами? Может быт’, в каморку и в сон сейчас вообще шагнёт Андрей, извинится за опоздание и так, между прочим, расскажет, где его искат’, когда Бахта Рука проснётся?

— Чисто, — сорвал пелену ступора голос одного из плащей.

Бахта Рука вздрогнул, тряхнул головой, пригляделся: ниша — вот она, неглубокая, для пятидесяти пробирок глубокой не нужно.

Неглубокая и пустая.

Кожаные плащи хмуро уставилис’ на неё, потом прощупали каждый миллиметр, обнаружили механизм спуска нижней грани.

Всё же проще, можно же не отдират’ кафел’: каморка — уборщика, прямо в полу сток для воды, ест’ сток — ест’ и подпол, в него попадают из люка в другой каморке, ползут на карачках, нажимают рычажок и получают прямо в руки содержимое ниши.

Бахта Рука ехал сюда как раз ползат’ по стоку — и пополз бы, если б экстренная проверка не была на деле конфискацией, если б Силовой Комитет не пёр прямиком именно в эту каморку . Когда они уже там, рычаг, находящийся прямо у них под ногами, нажимат’ бессмысленно — услышат.

Кожаные плащи потребовали отвести туда, откуда попадают в подпол, и Бахта Рука повёл, сомнамбулически передвигая ноги. Мельком — пока кожаные плащи её не расхерачили — осмотрел двер’ подсобки с люком, потом сам люк: никаких следов, если и вскрывали, то очен’ нежно, скорее уж открывали ключами.

Такими же, как лежали у Бахты Руки в кармане.

Он тайком сжал со всей дури осколок, подхваченный в разгромленной каморке, — больно, кров’, но проснут’ся не вышло.

Фаланги знают про вирус, фаланги послали за ним силовиков, но кто-то увёл его ещё до фаланг, а Бахта Рука никак не проснётся, не стряхнёт с себя этот невозможный, невообразимый, душный бред.

Само собой, в подполе пробирок с вирусом кожаные плащи не нашли. Потом шарахнулис’ за лекарством — в каком помещении его хранили, они тоже заранее знали.

Пустые стойки оскалилис’ на Бахту Руку холодным железом углов — лекарства не было.

Охранник, зажатый кожаными плащами в проёме коридора, мотал головой: сам сменился полтора часа назад, сменщик ни о каких вторжениях на подотчётный объект не докладывал.

Тепер’ кожаные плащи подумают на Бедроградскую гэбню — кого ещё могут покрыват’ охранники? Уже смерили тяжёлыми взглядами, выплюнули извинения за разгром и вышли прочь, в сентябр’скую хмар’.

— Ну мне-то можешь сказать, — шепнул охраннику Бахта Рука безо всякого акцента. Он давно избавился от таврской манеры не смягчат’ согласные. В речи, не в мыслях. — Был здесь кто-то? Чужой, свой, голова гэбни?

Охранник ещё раз повторил, что не знает, что сменщик не упоминал, что это мрак и что он сам сменщика съест с потрохами, как только — так сразу. Бахта Рука улыбнулся, записал имя сменщика и вырвался поскорее на воздух.

Кожаные плащи как раз запрыгивали в свой конспиративный грузовик. Хот’ бы поинтересовалис’, прежде чем вваливат’ся на склад, какие модели грузовиков в почёте у Бедроградской гэбни в этом сезоне.

Бахта Рука отвернулся от них, от узкой дороги, убегающей в синий лес, и побрёл вдол’ стены. В таком состоянии садит’ся за рул’ нельзя, надо взбодрит’ся, продышат’ся, выкинут’ из головы все дурные предчувствия — как будет, так и будет, а ехат’ можно только успокоившис’.

Потеряет десят’ минут сейчас — нагонит на магистрали, потом ещё по городу срежет, он знает, где лучше сократит’ пут’. К тому же грузовик свалит подальше, не будет маячит’ перед глазами.

За складом простиралос’ поле — уже пожухлое, но ещё дышащее тёплым летним паром. Горизонт всё равно был очерчен дымкой ещё одного пролеска, да и на самом поле то тут, то там вскакивали коробки сараев, но и так неплохо.

Просторно.

Бахта Рука закурил и попробовал просто смотрет’ на поле и ни о чем не думат’.

Не думат’, что у дверей разграбленного склада его ждёт такси Андрея — уютное, послушное, совсём как своё, только хвойный парфюм мерещится.

Не думат’, что разграбит’ склад по-тихому мог разве что сам Андрей.

— Ни вируса, ни лекарства, ни хера, — рыкнул Гошка.

— На обоих складах в городе, — уточнил Соций, зло прищёлкнув языком. — Явно Силовой Комитет понаехал с конфискацией. Но ночная охрана молчала в тряпочку, утренние не в курсе.

Бахта Рука швырнул куртку в вешалку и сказал:

— Не конфискация.

Сказалос’ легко, по дороге думал, что будет сложнее.

Гошка и Соций выжидательно уставилис’ на Бахту Руку.

— Я столкнулся с силовиками нос к носу, пёрли к хранилищу как по рельсам, ни секунды не сомневались. Правильная наводка от фаланг у них точно была, только про люк не знали, громили стены. Короче, не было там ничего ещё до силовиков.

— Замки? — Соций нагнулся вперёд так резко, что кресло под ним скрипнуло.

— Следов вроде никаких. Теперь не узнаем, силовики разнесли всё в хлам.

— У нас тоже без следов, — кивнул Соций.

Гошка мерил кабинет шагами с таким пасмурным видом, что тучи за окном становилис’ уже не нужны. В пепельнице громоздилас’ свалка окурков: изгрызенных — Соций прикусывает сигареты со всей дури, совсем коротких — Гошка всегда докуривает до самого фильтра, а Андрей…

— Андрей уезжал с ключами? — спросил Гошка у туч за окном. — С ключами, леший его?

Можно было не отвечат’. Андрей малост’ параноик, он такие вещи хранит на сердце.