Чума в Бедрограде

Врач выдохнул, снова осел за стол.

— Простите. Нервы ни к лешему от всего этого. Телосложение… — он нахмурился, потом пожал плечами, — нормальное телосложение, ничего примечательного.

Ройш тоже нахмурился и посмотрел на врача как можно внимательнее. Было очевидно, что тот нервничал — то ли от Силового Комитета, то ли самого Ройша; то ли боится за свою безопасность, то ли терзается этическими проблемами.

Какова вероятность того, что в районную больницу города Хащины попала другая девушка, подходящая под данное описание и отличающаяся только менее субтильным, чем у Брови, телосложением, зовущая Ройша по имени и способная заинтересовать Силовой Комитет?

Явно меньше, чем вероятность того, что врач просто путает от волнения.

— Есть ещё кое-что, — вдруг выдохнул тот, — я почти забыл. Одежда Брованны была в крови, её пришлось выбросить, но вот… нашли в кармане.

Врач покопался в ящике, извлёк оттуда небольшой прямоугольный кусок бумаги и протянул его Ройшу.

Фотоснимок. На обороте — знакомым размашистым почерком: «Сам он подписывать отказался (думаю, дело в том, что писать он умеет только научные статьи и высокохудожественные романы), так что я за него», и ниже: «Прекраснодушная Галка, я давно хотел признаться, что от всего сердца Вас люблю! Г. О.»

— Вы сказали, что при девушке не было предметов, которые помогли бы её опознать.

Врач хмыкнул.

— Это же не значит, что при ней не было предметов . Я — и все те люди, у которых я успел спросить, — понятия не имею ни кто такая Галка, ни кто такой Г. О., ни кто изображён на снимке. А вы знаете?

— Знаю, — Ройш встал, взял зонт и слегка поклонился на прощание. — Спасибо за откровенность. Если вам понадобится моя помощь в юридических вопросах — обращайтесь. Девушка, которую забрал Силовой Комитет, действительно была Брованной Шухер.

Она всё собиралась и всё никак не могла отвезти подруге из Хащины давно обещанный парадный портрет Габриэля Онегина.

Силовой Комитет без приказа фаланг не работает — это аксиома. Значит, фаланги так или иначе заинтересовались противостоянием Университетской и Бедроградской гэбен. В отличие от Максима, Ройш знал, что вопрос о том, на чьей стороне они выступают, не имеет смысла: фаланги всегда выступают исключительно на своей стороне. Их интересы, разумеется, могут совпасть с чьими-то ещё, но с чьими — предугадать практически невозможно. Их основной интерес — увеселять хэра Ройша даже после его смерти.

Знают ли фаланги об эпидемии? Вероятность минимальна. Во всех доступных медицинских учреждениях Бедрограда — поликлиниках, больницах, институтах — проходят практику старшекурсники с медицинского факультета БГУ, и Ройш лично проследил за тем, чтобы все они были осведомлены о том, как опознать фалангу. Фаланги не приходили. Есть некоторое количество учреждений, подотчётных лично Бедроградской гэбне и, соответственно, закрытых для Университета, но Бедроградская гэбня пока что, видимо, хранит эпидемию в тайне, а значит, узнать о ней оттуда тоже не удалось бы. Даже если предположить, что они получили наводку от Диминого контакта из Медицинского Корпуса, Тахи Шапки, есть другой очевидный аргумент, говорящий против того, что фаланги знают об эпидемии.

Эпидемия чумы в Бедрограде — это кошмар во всех смыслах. Бедроград — портовый город, критически важная для торговли с Европами точка. Если Европы узнают об эпидемии чумы, случится огромный внешнеполитический скандал и удар по экономике страны.

Эпидемия смертельной болезни — это пережиток прошлого, отсутствие эпидемий во Всероссийском Соседстве — важный элемент пропаганды Бюро Патентов. Если информация о чуме в Бедрограде будет предана огласке, случится огромный внутриполитический скандал и гарантированная паника по всей стране.

Проще говоря, представить, что фаланги узнали бы об эпидемии и бездействовали, невозможно, равно как и представить, что они действовали, но ни Университет, ни Порт этого не заметили.

Медицинская гэбня, в свою очередь, имела возможность действовать тайно. Правда, чтобы что-то найти, надо что-то искать, но, положим, у них тоже есть доступ к Тахе Шапке. Положим даже, что кто-то из заражённых водяной чумой попал в закрытое медицинское учреждение Бедроградской гэбни, что был-таки обнаружен неизвестный вирус и что эта информация каким-то образом попала к Медицинской гэбне — в конце концов, многих сотрудников многих учреждений можно перекупить. Тахе Шапке известна формула вируса, но только Дима знает, откуда брать для него сырьё, и Медицинская гэбня не могла бы упустить возможность задать ему пару вопросов. Поскольку Дима резко (и оправданно) против того, чтобы Медицинская гэбня в принципе знала о чуме — он пошёл на большие ухищрения, чтобы этого избежать, — он вряд ли содействовал бы им добровольно, и уж тем более втайне от Университета. Разумеется, любого человека можно шантажировать, запугать и даже убедить, но Диму, по всей видимости, они не искали и не задерживали, с ним всё в порядке, несмотря на непредусмотрительное отсутствие охраны. Значит, довольно сомнительно, что Медицинская гэбня что-то знает.

То есть об эпидемии не знает никто. Хорошо это или плохо?

И те, и другие могли бы пресечь эпидемию. Однако если бы это сделала Медицинская гэбня, она получила бы в своё распоряжение содержащиеся в водяной чуме элементы, которые могли бы привести их к разработке формулы степной чумы, что чревато печальными последствиями как минимум государственных масштабов: у Медицинской гэбни какая-то мания вывести степную чуму, и никто не знает, что они сделают, если добьются своего. Даже если представить, что цели их глубоко гуманистические и лишены политического смысла (что явно не так), фаланги возненавидели бы того, кто дал бы в руки Медицинской гэбни такое оружие.

Если бы эпидемию пресекли сами фаланги, последствия для Университета были бы не менее печальны. Положение Университетской гэбни и так недостаточно твёрдо. Полностью отрицать свою причастность к эпидемии Бедроградской гэбне вряд ли удалось бы; фаланги обычно умеют достаточно правдиво выяснять обстоятельства. Разобравшись в конфликте, они с наибольшей вероятностью применили бы санкции к обеим сторонам — просто потому, что держать в одном городе две гэбни, способные породить скандал такого масштаба, слишком опасно. И если Бедроградскую гэбню просто перенабрали бы, у Университетской вполне были бы шансы прекратить своё существование в принципе — в конце концов, она возникла только за счёт авторитета и уровня доступа ныне покойного Хикеракли.

Так что чем дольше информация об эпидемии останется тайной, тем лучше. Хотя бы до того момента, как Университет сделает лекарство.