Синтия Роджерсон - Я люблю тебя, прощай

1. Природные катастрофы, погода, землетрясения.

2. Рукотворные катастрофы, войны, автомобильные аварии.

3. Возможность иногда заблудиться, сесть не на тот поезд.

4. Действия других людей — вора, благотворителя.

5. Семья. Мы не выбираем родителей, братьев/ сестер, детей. Они такие, какие есть.

6. Тот, в кого влюбляемся.

7. Незапланированная беременность.

8. Болезни. Рак не ждет, чтобы его позвали. Инсульт — тоже.

9. Выигрыш в лотерее. Не часто, во всяком случае.

1. Какую одежду носить.

2. Что есть и что пить.

3. Где жить и как жить. Неряшливо или аккуратно.

4. Употреблять ли алкоголь, наркотики.

5. Как вести себя с людьми. С людьми, которых любишь, и с людьми, которых не любишь.

6. Как реагировать на неподвластные вам испытания. Вроде пожаров и влюбленности.

7. Какие имена давать своим детям.

Да, вам не по силам выбрать само испытание, но как на него реагировать — это вы выбрать можете.

Я выбираю для Сэма пасхальное яйцо с Бартом Симпсоном. А так как это распродажа «два по цене одного», беру еще одно, для Альпина, хотя кто его знает, любит он шоколад или нет. Кладу в свою корзинку камамбер, овсяные лепешки, красное вино, пармскую ветчину и французский багет. Как я, бывало, завидовала женщинам с таким набором в корзинках.

Чувствую ли я, что до сих пор замужем за Гарри? Да, чувствую. Такова, видать, моя доля — сделаться одной из тех бедолаг, что не способны раз и навсегда порвать с отцами своих детей. Ага, вот и он, собственной персоной, в очереди стоит. Мужчина, возле которого я просыпалась каждое утро (как правило — с глубоким равнодушием) и которого продолжаю считать своей собственностью. Даром что у меня есть мой счастливый Альпин, а у Гарри — его грудастая Рыжуха. Даром что я его терпеть не могу. Не по моей части составлять всякие перечни, но возьмись я за это дело, уверена: перечень того, что меня бесит в Гарри, был бы такой длины — конца не увидать. Лентяй, эгоист, воображала, недоумок, подлая душонка. Эгоист — это я уже сказала?

— Здравствуй, — церемонно произносит Гарри.

— Здравствуй, — так же холодно отвечаю я. — Как дела?

— Нормально, а у тебя?

— Хорошо. — И добавляю: — Погода отличная. Прямо весна. — Мне вдруг ужасно хочется, чтобы он по мне скучал. Черт! Если б не та грудастая девка…

— Точно. Но говорят, снег еще будет.

— Да, я тоже слышала. Как там Сэм, в порядке?

— Само собой.

— Я волнуюсь.

— Не стоит.

И мы расходимся: я отправляюсь в свой чистенький коттедж к Альпину, а Гарри — в наш старый загаженный дом на Камден-стрит. В точности как две собаки из книжки Ф.Д. Истмана, которую Сэм обожал в детстве, — «Беги, пес, беги!». Собака-девочка там все пристает к псу-мальчику, нравится ли ему ее новая шляпка, а тот все твердит: нет, да нет. А потом они машут друг другу лапами и катят на своих великах в разные стороны. Ублюдок!

Но подъезжаю к своему белому коттеджу с нарциссами под окном — и душу отпускает. Может, теплый ветерок тому виной, а может, выстиранная одежда Альпина, что полощется на веревке во дворе. Он приготовил потрясающую лазанью. Я не стала говорить, что у нас в школе означает «день лазаньи». Вечер удивительно светлый, после ужина мы идем прогуляться — вдоль реки, через старый мост и вверх по течению. Хочется глянуть на колокольчики, о которых в Эвантоне все только и говорят, если они, конечно, распустились. Да вот же они! Нет, невозможно описать их, не впадая в пошлость. Иногда я жалею, что я не писатель. Тогда я смогла бы рассказать о засыпанных колокольчиками лесах и не выглядела бы при этом полной дурой.

По дороге домой Альпин вдруг говорит:

— Сара звонила.

Ничто, вот ровным счетом ничто этого не предвещало, даже лазанья. Шагаю как ни в чем не бывало.

— Да? Что сказала?

— Хочет, чтобы я вернулся домой.

— Простила тебя? — Я отпускаю его руку и чуть отстраняюсь.

— Ей нужно, чтобы я вернулся.

— Ну а ты что?

Хотя ответ мне известен. Сейчас я точно знаю, что толкает людей на самоубийство. И на убийство.

Дома Альпин разжигает камин. Я говорю — не возись, мол, ни к чему, а он все равно разжигает. И откупоривает бутылку дорогого портвейна. Я к таким напиткам совершенно равнодушна, однако пью. Альпин неплохой мужик. Но любить его опасно. Теперь я это понимаю.

— Не сердись, Роза.

— Я и не собираюсь, — сердито отзываюсь я. — Когда едешь?

— Скоро.

— Может, завтра утром?

— Неплохая мысль. Отвезешь меня на станцию?

— Нет.

— Я так и думал. Прости. Дурацкая идея.

Немного погодя я, изрядно пьяная, забираюсь в постель, к нему под бок, — во-первых, другого спального места у нас нет, а во-вторых, несмотря ни на что, я еще надеюсь. «Что у нас имеется? — думаю я. — Имеется Роза, пятидесяти лет, довольно толстая, видавшая виды, несколько обрюзгшая. Что же она делает? Забирается в пьяном виде в постель к любовнику, который ее отверг. На спор — она еще сама на него полезет. Ненавижу!»

— Роза, дорогая, зачем? Не надо.

— А я хочу.

— Я тебя недостоин.

— Что верно, то верно.

— Черт. Я самый везучий человек на свете!

— Как это тебе удается оставаться чертовски счастливым при любых обстоятельствах?

— Сам не знаю. Низкий уровень IQ?

И тут — потому что я больше никогда его не увижу, потому что пьяна, потому что мне это действительно важно — я спрашиваю:

— Что мне теперь делать?

Ненавижу себя лютой ненавистью, потому что в голосе предательски звенят слезы, черт бы их подрал!

— Роза!

Он притягивает меня к себе, кладет ладони на мою голову, которая оказалась на его сказочно великолепной груди, гладит. И не представляет, как это на меня действует. Теперь слезы льются в три ручья.

— Роза, милая. Все будет хорошо. Будешь делать то же, что всегда.

— Это что?

— Будешь жить, как жила раньше… — Он словно рассказывает сказку. — Будешь расчесывать волосы, нарядно одеваться. Ходить на работу, с друзьями встречаться. Гулять, читать книги. В кино будешь ходить и в пивные, а летом, быть может, поедешь на Майорку. Будешь пить дорогое вино и радоваться, что нет с тобой рядом этого вечно счастливого парня.

Утром он встает, а я остаюсь в постели. Он приносит мне чаю, а я к нему не притрагиваюсь. И наблюдаю, как он собирается. Много времени на это не уходит. Сумка с вещами у него совсем маленькая. Как будто он и не намеревался задерживаться надолго.

— Прости, Роза. Честное слово, я не хотел причинить тебе боль.

— Ну да.

На прощанье он норовит поцеловать меня в губы, но я увертываюсь, и поцелуй приходится в щеку. Тогда он вздыхает, будто это я бросила его:

— Постарайся не держать на меня зла.