Глеб Шульпяков - Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник

Но разница в том, что каждый хорош именно на свой, уникальный лад. Самый младший спирт в этом коньяке – 1930 года. Старшему два века. Из них делали коньяки для двора Наполеона Третьего и английского короля Эдуарда Седьмого. Так что перед нами история и время в чистом, сцеженном виде. Крепость коньяка 42 градуса: чтобы разбудить уснувшие за века ароматы. История пахнет медом и дымом гавайских сигар, выпечкой. Вкус – тихий взрыв оттенков, настолько нежный и вместе с тем интенсивный, тотальный, что первые минуты коньяк действует как анестезия, полностью отшибая и память, и все отзвуки внешнего мира и настоящего времени. В общем, если бы воды Леты существовали, у них был бы вкус «Л'Эспри де Курвуазье».

Заоблачный, потусторонний коньяк.

Воспоминание о времени в чистом виде.

Каждый коньяк хорош в декорациях родового гнезда. В этом смысле коньяки крупных фирм – напитки эффектные, но бездомные. Все, что их окружает, это безликое производство, а потом рынок или музейные апартаменты.

Другое дело коньяки небольших домов, из насиженных мест, с родовыми чертами. Такие, например, как коньяк «Готье», куда мне довелось добраться на исходе моего коньячного «заплыва». Этот дом хорош тем, что расположен на отшибе «коньячных» дорог, в небольшом городке Эгр на севере. Городок этот устроился на берегу тишайшей речки – ручья, протоки, – которая впадает ниже по течению в Шаранту. Про Эгр толком не сказано в путеводителях, поскольку выдающихся памятников истории тут нет. Между тем это самый показательный французский городок региона. Именно в таких «заштатных» и очень небогатых городках свершается самая обычная, повседневная жизнь Франции.

Эгр умещается вокруг прямоугольной площади. Ее замыкает трехэтажный особняк мэрии. Напротив расположен кабак, рядом магазин снастей (в провинциальной Франции каждый второй магазин торгует либо блеснами, либо инструментами).

На площади фонтан, мраморная баба в голом виде призывно поглядывает на окна мэрии. Вокруг жидкие деревца, скудная тень. На лавочках сидят старики. Кепки на лоб, в узловатых пальцах кривые палки. Не хватает домино, а так – Гоголевский бульвар.

Мимо стариков несутся на велосипедах старухи. В авоськах петрушка, морковка, укроп. Бутылки с маслом. Из-под цветастых платков выбиваются седые космы. Они машут старикам руками, призывно трезвонят.

Старики отмахиваются: ну вас, кукушки.

На стене у входа в мэрию образцы официальных заявок. Я специально записал текст одной из них. Вот она, повседневная жизнь города.

«Прошу разрешить мне, такому-то, проживающему по адресу такому-то, постройку бассейна для разведения рыбы на продажу во дворе принадлежащего мне дома, для чего предполагается расширить и углубить, а также продлить на полметра к северу и метр к югу, в связи с чем я, такой-то, обязуюсь соблюдать и неукоснительно выполнять, а также уплатить в казну и сообщить в комитет по рыбному надзору, что я, такой-то, проживающий по адресу...» Или:

«Я, такой-то, прошу разрешить мне перебрать и расширить веранду, примыкающую к моему дому с запада по адресу такому-то, для чего необходимо взять во временное пользование землю на пустыре, прилегающем к моему дому, с тем, чтобы имелась возможность складировать на этом пустыре необходимые для работы пиломатериалы, в связи с чем обязуюсь соблюдать и неукоснительно выполнять, а также уплатить в казну и сообщить в комитет по пожарной безопасности, что я, такой-то...».

За мэрией лежал пустырь, тот самый, наверное. Я втянул воздух. Это была странная смесь: канифоль, сено, ваниль и хлебный запах дыма. Уютный, умиротворенный запах. И вместе с тем необычный, тревожный.

На пустыре приткнулся небольшой обелиск с крестом. «От города Эгр – вечная память славным сынам, погибшим, защищая Францию, на полях сражений в 1914–1918 годах». 45 фамилий, последние добавлены после Второй мировой.

Среди имен есть «Готье», но кто этот солдат?

И какое отношение имеет к знаменитому роду?

Международные кинофестивали не случайно проходят в Коньяке с весны по осень. Все остальное время жители заняты главным делом жизни. В этот период город как улитка забирается под панцирь. Жизнь уходит в подполье, прячется. Только воздух вибрирует от нервозности, какая бывает накануне великих событий.

Поскольку именно великие события в это время и происходят.

Просто в случае с Коньяком это случается незаметно.

Каждый коньячный дом собирает свой урожай в определенный срок. В зависимости от того, каким выдалось лето и что происходит с ягодой. Собрав виноград позже (раньше) винодел имеет (или не имеет) избыток сахара, который ему нужен (или не нужен) для будущего аромата спирта. А стало быть, и для коньяка, который винодел – или его потомки – будут составлять с помощью этого спирта.

Все коньячные дома себе на уме, но каждый смотрит через плечо на соседа. Начали? Не начали? Почему так рано (поздно)? И что же я тогда сижу (спешил)?

Потом приходит очередь дистилляции, и мастера, как лоцманы в подводной лодке, замирают у своих спиртометров. Глядя на мутный ручеек, трудно поверить, что много лет спустя из этой жидкости выйдет настоящий коньячный спирт.

Густой, ароматный, полный. Однако все обстоит именно так.

Фокус коньяка прост и гениален. И состоит в том, что за первой дистилляцией тут же следует вторая. Есть много легенд, связанных с открытием двойной дистилляции. Каждая из них нелепа и глупа, а потому не заслуживает внимания. Все и так предельно очевидно. «Первый» спирт имеет 30 процентов крепости и скверный вкус. Если перегнать его еще раз, то на выходе будет дистиллят крепостью около 70 градусов, сохранивший в концентрированном виде лучшие ароматические свойства вина.

А вот дальше действительно начинаются загадки.

В коньячном спирте заложены свойства первоисточника, винограда. А значит, и земли, и воздуха. Но фантастическое свойство дистиллята «сгущать краски» имеет обратную сторону. Ведь и оплошность, допущенная в самом начале, тоже выйдет наружу в «десятикратном размере».

95 процентов коньячного винограда – Уни Блан. Этот сорт «концентрирует» в себе лучшие качества «первоисточника» и мало что добавляет от себя. Процесс дистилляции, как было сказано, «сгущает краски». Задача винодела – выделить из этих красок только те, что являются «лучшими», «стилеобразующими» для будущего коньяка. Поэтому на выходе спирт контролирует не только спиртометр, но, главное, нос винодела. Благодаря щепетильности винодела – пусть иногда мнимой и преувеличенной, маниакальной – мы получаем сложный, богатый, точный и глубокомысленный напиток.

В провинциальных кабаках еще встречаются старики, которые кричат бармену «Фин-а-лё!» – «Коньяк с водой!» – но мир все равно отходит от коньячной традиции: чтобы не говорили менеджеры по продажам в крупных коньячных домах.