Никколо Амманити - Да будет праздник

Фабрицио приблизился к ней и почувствовал, что от нее дурно пахнет. В нос шибанул резкий запах пота.

– Мара, что с вами произошло? Где остальные? – Фабрицио почувствовал, как кишки гадко поджались к желудку.

Женщина, словно не видя его, медленно поглядела вокруг:

– Мой муж…

Ларита подняла перевернутый стул и усадила женщину.

– Где он?

Мара Бальоне Монтуори сняла вторую туфлю и прижала ее к груди, словно желая приласкать.

– Мой муж…

Певица пошла обходить лодку в поисках мужа.

Фабрицио тем временем взял Мару за запястья, пытаясь поймать ее взгляд.

– Послушайте, вы помните меня? Я Фабрицио Чиба, мы с вами знакомы.

Женщина посмотрела на него и улыбнулась, словно в голову пришла приятная мысль.

– Во вторник мы едем в Портофино на свадьбу Аньезе.

Фабрицио и так никогда не мог похвастать терпением в общении с потерпевшими или больными, а уж теперь и тем более.

– Я понимаю, вы потрясены, искренне сожалею… Но объясните же наконец, что, черт возьми, здесь произошло!

Но эта особа была где-то в другом месте. Возможно, в Портофино.

– Мой муж ненавидит мужа Аньезе, не понимаю отчего. Хороший мальчик. Еще пробьется… Пьеро в его годы не то что…

Фабрицио стал трясти ее за плечи.

– Где сейчас твой муж? Он был с тобой?

Женщина нахмурилась, словно он ей досаждал, и отвернулась от него. На полу лежал серебряный поднос, она увидела в нем свое отражение.

– О боже, что у меня за вид… Макияж… Прическа… Смотреть страшно. – Она взяла со стола вилку. – В детстве мы с сестрами в Пунта-Ала причесывали ими кукол. – И она принялась чесать ею вымазанные в запекшейся крови волосы.

Чиба в отчаянии схватился за голову.

– Бесполезно. У нее снесло крышу.

– Боже, жуть какая… Сюда! Скорее. – Ларита стояла у окна и смотрела на что-то, зажав ладонью рот.

Фабрицио подошел к ней, собрался с духом и тоже выглянул из окна.

Чиба всегда любил спутниковый канал Animal Planet с его документальными фильмами о дикой природе. Случалось, что, сидя над романом, он оставлял телевизор включенным на этом канале. Когда показывали съемки того, как хищник, влекомый голодом и черпающий из него брутальную силу, в стремительном прыжке бросается на жертву, Фабрицио как зачарованный поднимался и садился на диван перед телевизором. Ему нравился расширенный от ужаса глаз антилопы, взмах льва лапой, облако пыли, которое поднимали хищник и травоядное, вскинутая в последний раз голова жертвы.

В этих схватках он видел демонстрацию безжалостности дикой природы. Безжалостности, которая правит и человеческим миром.

Однако теперь, наблюдая вживую, с каких-то двух метров, подобную сцену, он не находил ее столь возбуждающей. Он перевел взгляд на бурлящую воду, чтобы видеть происходящее лишь краем глаза, но трюк не сработал. Он не мог отвести взгляд. А начав смотреть, было трудно остановиться.

Изуродованное тело Пьеро Бальоне Монтуори качалось на воде, за него дрались между собой три огромных крокодила. Ряды острых зубов отрывали куски подкожного жира от туловища знаменитого миланского галерейщика, прославившегося тем, что он открыл миру ямайского скульптора Эндрю Дога. Когда им не удавалось оторвать кусок, рептилии начинали остервенело извиваться, поднимая фонтаны кровавых брызг. Голова несчастного с глухим звуком кокосового ореха билась о стенки судна.

Предводитель Зверей Абаддона, скрипя шинами, затормозил перед электростанцией.

Зомби по дороге он не встретил, зато то и дело попадались блуждающие горстки приглашенных. Завидев машину, они начинали кричать и махать руками. Некоторые из них даже пытались встать у него на пути. Но Мантос даже не сбавлял скорость, несмотря на проклятия, которые сыпались ему вслед. Все шло именно так, как он предсказывал. Как только наступила темнота, жалкие создания света впали в панику, и вилла превратилась в парк ужасов. Он же сын Тьмы, и мрак только придал ему решительности и ярости. С Дюрандалем в руке он слез с машины, включил фонарик и огляделся.

Куда запропастился Зомби?

“Должно быть, он решил срезать полем и лесом, наплевав на диких зверей”.

Он сам Зверь Абаддона, ему ли кого-то бояться.

Перед тем как уйти, Мантос на всякий случай решил заглянуть на станцию.

По приближении к кабине он заметил странный запах.

“Пахнет, как жареным мясом”.

Калитка была настежь распахнута. На земле валялась цепь с замком и сломанные ножницы для птицы.

Мантос улыбнулся и направил луч фонарика на кабину. Стена вокруг дверного проема и сама деревянная дверь почернели, словно после пожара. Этот безумец Зомби устроил здесь поджог.

Предводитель Зверей Абаддона направил фонарь на землю:

– Отлично сработано, мой герой. – Пучок света лег на пол и осветил что-то черное посреди кабины. Мантос подошел на пару шагов, чтобы получше разглядеть, что это такое.

“Обгорелый кусок покрышки? Нет… Ботинок”.

Он сделал еще один шаг. Да, это был именно ботинок. Обугленный ботинок. На подошве можно было различить расплавленные шипы.

Мантос сглотнул несколько раз подряд. Затаив дыхание, он еще шагнул вперед, не решаясь направить фонарь дальше. Наконец он поднял его.

Из ботинка торчала нога, а за ней – обугленные останки человеческого тела. Одежда, очевидно, сгорела полностью, и черная высохшая кожа прилипла к костям как деготь. От туловища оставалась лишь бесформенная масса, из которой ощерилась ребрами грудная клетка. Руки были подняты, пальцы на руках скрутило жаром. Огонь буквально сожрал голову. От нее оставалась только лишенная лица черная сфера с рядом торчащих из нее длинных белых зубов.

В таком виде его не узнала бы родная мать. Но Мантос знал, кто перед ним. Форма лба, рост, ботинки, зубы.

“Господи Иисусе…”

Зомби сгорел как спичка.

Дюрандаль выпал у Мантоса из рук. В животе засосало. Он закрыл рот ладонью и усилием воли сдержал позыв к рвоте. Ноги подкосились, и он, обмякнув, опустился на пол у двери, не в силах поверить в увиденное.

“Он сгорел, пытаясь вырубить ток”.

Саверио протянул к нему руку:

– Зомби, что с тобой сталось… Как… Друг мой. – Ярость переполняла его, он обхватил голову руками, скривив рот в немом вопле.

Почему? Почему так? Не так все должно было быть. Они должны были покончить с собой вместе, плечо к плечу, принеся певицу в жертву Сатане. Таков был уговор.

“Почему ты нарушил уговор?”

Боль накрыла Мантоса, обрушившись на него с силой штормового вала. Его ослепила безжалостным светом истина.

“Он умер по моей вине. Что я натворил?”

“Если бы не ты… – Ему почудилось, что обугленный манекен поднимается с земли и тычет в него искореженным пальцем. – Если бы не ты… Я бы сейчас был в Ориоло-Романо. С матерью. С Мердером и Сильвиеттой. И всей жизнью впереди. Кем ты себя вообразил, что обрек меня на такую смерть?”