Весь свет

— Она и на велорио была, эта его сеньорита, — сообщаю я ему, будто он этого не знает.

— Ну да, а потом она стала твоей новой хозяйкой, — откликается он, как будто я этого не знаю.

— Такая была нежная и милая, что я и в мыслях не держала, что она потом так переменится, клянусь вам!

— У нее свое было на уме, вот она и задабривала тебя. По воскресеньям брала с собой в церковь, а потом на базар.

Улицы по-воскресному кишели народом. В лавочках было полно тканей. Ткани пылали яркими цветами и, казалось, смотрели на тебя, словно окликали...

— Да, да, верно вы говорите, дои! И я такая счастливая — никаких кастрюль, никаких супов, несу корзинку и иду себе за своей молодой хозяйкой...

— ...Ты несла корзинку и шла за своей молодой хозяйкой, но, конечно, твоя походка не могла сравниться с ее красноречивой поступью. Когда она проходила мимо мужчин, глаза их туманились и обволакивали этим туманом и тебя, как будто и ты была предметом, достойным восхищения и желания. Ты слышала их комплименты, соленые и двусмысленные. Но ты их не понимала.

«Мамета, мамета, что значит «сучонка»? Это что-нибудь вкусное, вроде хлеба или сахара?»

Ха-ха, он говорит точь-в-точь, как я тогда, вот смех!

«Замолчи, свинюшка! — кричала хозяйка. — Кто тебя научил таким словам?»

«Эти парни, которые на тебя смотрят, они тебе это говорят».

«Мне? — удивилась она. Но потом, заливаясь смехом, сама приставала: — Ну-ка повтори, что они сказали сегодня?»

«Шокобылка».

Она прыснула и заставила повторить еще раз.

«Шокобылка».

«Хо-ро-ша ко-был-ка!» — произнесла она раздельно, вытягивая губы как для поцелуя. — «Хороша кобылка» — повтори!»

«Шокобылка».

Хозяйка покатывалась со смеху, вот как он сейчас.

— Ну ладно, сегодня мы посмеялись вволю, Хуана. Стало быть, так она и приручала тебя: погладит по голове, пострижет волосы, подарит старое платье и туфли на высоких каблуках, ты на них и стоять-то не умела. Возьмет с собой в кино.

Тени на экране вели себя совсем как люди. Один раз человек с зажженной свечой шел к тебе по бесконечному коридору, а за ним кралось чудовище с огромными клыками, вот-вот кинется на него. Рядом с тобой хозяйка и какой-то незнакомый мужчина, взявшись за руки, ойкали ужасаясь. Дети вокруг вскрикивали и ерзали на стульях. Вдруг свеча упала, чудовище простерло руки, чтобы схватить и задушить всех, кто сидел в зале. В зале завизжали так, что ты зажмурилась и думала, что уж больше не откроешь глаз. А когда все-таки открыла, то на экране уже текла река в зеленых берегах... Вот теперь ты ахнула, тебе будто в сердце ударило, что эта река ты сама и есть, что ты пришла оттуда, с этих вот берегов, а пути обратно нет, разве что улететь сейчас из зала на экран и ухватиться там за что-нибудь. Но река исчезла, а ты осталась. Ты не видела, как в темноте хозяйка и незнакомый мужчина обнимались так крепко, что стулья трещали.

С тех пор этот дом ты уже не называла, как все — кинотеатр, а по-своему — река, и полюбила ходить туда вместе с хозяйкой в незнакомым мужчиной. Но почему-то больше не показывали, как падает свеча и как страшная рука тянется к горлу, и никогда уже не появлялись твоя река и твои деревья, наверное, они покинули тебя навсегда.

Эта картина называлась «Месть», не помню только, кто мстил и кому...

— Однажды вечером, перемыв все кастрюли и нанизав мясо для сушки на проволоку, ты растянулась на своих шкурах, еще минута, и ты заснула бы как мертвая, чтобы назавтра, как водится, подняться пораньше... Вдруг открылась дверь и вошло то чудовище с зажженной свечой. Ты закричала и схватила топорик для мяса. Это был твой хозяин с керосиновой лампой в руке, он толкнул тебя на постель, вырвал топорик и вцепился тебе в волосы: «Где моя жена? С кем она ходит в кино?»

— Ой, сеньор учитель, не надо про него, мне страшно, ведь этим самым топориком его зарубят насмерть, но не я, не я! А тогда я схватилась за него, потому что подумала: старик пришел убить меня...

— Он пнул тебя два раза ногой и ушел, а ты осталась лежать, но заснуть уже не смогла. Только в полночь, когда пришла молодая сеньора и в спальне поднялся шум, ты подумала: «Авось ей достанется не меньше!» — и с этой утешительной мыслью наконец заснула.

— Правда, я так подумала! Дон, откуда вы все знаете, вас же там не было?

— Утром сеньора вышла на кухню, и ты увидела, что ее хорошенькое личико отменно разукрашено. «Это ты ему рассказала, кампа проклятая!!» — завизжала она и бросилась на тебя. Первое, что пришло тебе в голову: «Где-то был топорик для мяса...» Но он не понадобился, сеньора была такая слабенькая. Ты заперла дверь, повалила хозяйку на свою постель и долго била ее... Ты отводила душу. Старика не было дома, и никто не мог отнять у тебя этой радости. Мы, соседи, услышали, как она зовет на помощь, ворвались в дом и, конечно, вырвали у тебя бедняжку. И тут убедились, что она кричала больше от страха, чем от боли.

Вот тогда-то мы и познакомились с тобой. Я ведь тебя приметил еще в день приезда и всегда смотрел на тебя с любопытством...

— Потому что у меня голова как тыква, и синие полосы на лице, и кривые ноги?

— Ну да, я не скрываю, что интересовался тобой, потому что ты кампа, кампа в чистом виде, мне это как раз очень важно... А в тот день я дал тебе успокаивающего и остался на кухне, чтобы потолковать с тобой. Ты помнишь? Остальные тут же пошли трезвонить по всему городку, какая ты зверюга, как ты чуть было не убила еще одну свою хозяйку. В том, что ты убила первую, никто не сомневался...

— Да, я помню, но вы так много спрашивали, а мне еще надо было стряпать...

— Я видел, как ловко ты готовишь тушеное мясо с тыквой, как умеешь сварить гуся в самый раз, перетереть с золой зерна ржи или кукурузы для моте [10] Моте — вареные зерна ржи или кукурузы. Индейское блюдо, иногда его едят с сыром или чесночным соусом. , присолить свинину на ветчину... Вот тогда мне и пришло в голову взять тебя к себе.

— Спасибо, сеньор, за все. Спасибо, что вы защитили меня от полицейских, но вы же знаете, я от вас все равно уйду...

— Еще бы! Ты ведь собираешься поехать в Лиму и выучиться там на секретаршу, а может быть, станешь продавщицей в магазине?

— Не надо смеяться надо мной, дон, не надо меня дразнить.

— А ты не прикидывайся дурочкой. Почему ты не убежала сразу же после драки с хозяйкой? Другая на твоем месте испугалась бы, что старик упрячет ее в тюрьму. По крайней мере, мы, соседи, были в этом уверены. Это было бы в порядке вещей. Почему же ты вернулась?

Я смеюсь, прикрывая ладонью свой беззубый рот, и стараюсь не смотреть в его сторону. Кто из нас прикидывается?

— А я тебе скажу почему. Старик тебя не выдал, потому что боялся, что ты расскажешь, как умерла старуха, а в глубине души он был рад, что ты всыпала как следует его второй женушке. Вот почему все сошло тебе с рук. Старик даже нанял еще одну служанку — кухарку, а тебе осталось только стирать белье да петь песенки. У тебя появилось свободное время. Из моего окна я видел, как ты расхаживаешь по двору павой, как вычесываешься, расчесываешься, причесываешься — словом, живешь в свое удовольствие. А помнишь, как ты перепугала насмерть сеньору Баланьос?