Дональд Бартельми - Изумруд

– Я хотела бы это послушать. Это абсолютно...

– Слушай, детка, это стоит денег. Шестьдесят долларов.

– Шестьдесят долларов? За что шестьдесят долларов?

– За интервью.

– Но это же журналистика чековой книжки!

– Вот именно.

– Это противоречит лучшим традициям нашей профессии!

– Тебе платят, твоему начальнику платят, акционеры тоже не остаются без своей доли, так почему же не мы, поставщики исходного материала? Почему так-таки нельзя оплачивать исходный материал?

– Он говорит?

– Самым несомненным образом.

– Вы примете чек?

– Если уж иначе никак.

– Вы действительно ведьма?

– Ну сколько можно спрашивать об одном и том же.

– А вы что, фокусы устраиваете или что?

– Можно назвать это консультациями.

– У вас есть постоянные клиенты? Люди, приходящие к вам регулярно, на регулярной основе?

– Да, люди с проблемами.

– С какими проблемами, хоть для примера?

– Иногда совсем простые, для которых есть старые, проверенные средства. Ну, скажем, женская мандрагора.

– Что такое женская мандрагора?

– Черная бриония. Ее еще называют «трава побитых жен». Убирает синяки и кровоподтеки.

– К вам приходят побитые жены?

– Подсыпь немного этой штуки в тарелку своего благоверного, и его начнет тошнить. Семь дней и семь ночей. Вымотает чуть не до смерти.

– У меня есть проблема.

– Какая?

– Главный редактор, или король, как называют его в конторе.

– Ну и что же он?

– Он берет мои материалы и швыряет их на пол. Когда они ему не по вкусу.

– На пол?

– Я понимаю, для вас это ерунда, но мне это больно. Я плачу. Я знаю, что мне не нужно плакать, и все равно плачу, когда вижу свою статью на полу. Много страниц, и каждая из них так аккуратно напечатана на машинке, и ни одной орфографической ошибки...

– А у вас там что, нет профсоюза?

– Есть, только он с ним и говорить не хочет.

– Это этот Взмыльник, да?

– Мистер Взмыльник. Редактор-самодержец.

– О'кей, я подумаю, это будет еще шестьдесят, вы заплатите сразу или прислать счет?

– Я выпишу еще один чек. А может Вандермастер жить дважды?

– Существуют две теории, общая теория и специальная теория. Насколько я понимаю, он придерживается последней. Согласно которой требуется пероральное употребление некоторого количества изумруда. Порошкообразного изумруда.

– Вы можете себя защитить?

– У меня есть некоторые идеи. Несколько таких себе идеек.

– А можно мне посмотреть на изумруд?

– Можно. Идемте сюда.

– Спасибо. Наконец-то я смогу сказать вам спасибо. О, какая внушительная штука, что это такое?

– Это большой палец вора, увеличенный в тридцать раз. Бронза. Я использую его в своей работе.

– Впечатляет, если, конечно, верить в подобные вещи. Ха-ха. Я совсем не хочу...

– А какое мне дело? Какое мне дело? Изумрудик, это Лили. Лили, это изумруд.

– Enchanté, – сказал изумруд. – Вы очень симпатичная юная женщина.

– Этот изумруд совсем молод, – сказала Лили. – Молодой, но такой хороший. Я не верю своим глазам.

– Не кажется ли вам, что это профессиональное заболевание? – сказал изумруд.

– Вандермастер хочет жить дважды!

– О, как отвратительно, как отвратительно!

– В детстве он был очень беден! Беден как церковная крыса!

– Омерзительная самоуверенность! Наглое высокомерие!

– Он хочет... любви! Любви! По-видимому, с какой-либо другой личностью!

– Немыслимое безмыслие!

– Мы пообедаем его извилинами!

– Мы прочистим канавы его волосами!

– Как тебя звать, приятель?

– Меня зовут Пень, и я дымлюсь от бешенства!

– Меня зовут Ухаб, и я готов взорваться!

– Я думаю, нам пора обнажить обнаженные пики!

– Я думаю, нам пора взяться за факелы и смолу!

– Жить вторично! С начала! Ab ovo! Сама уже эта концепция до глубины души возмущает наш разум!

– Мы сдерем белое мясо с его костей!

– Это относится и к его проклятому псу!

– Алло, это Бешеная Молл?

– Да, кто это?

– Моя фамилия Взмыльник.

– Редактор?

– Редактор-самодержец, так будет вернее.

– Да, мистер Взмыльник, а как называется ваш орган, я не припоминаю, чтобы Лили упоминала...

– «Мир». Я его создал. Если «Мир» прекрасен и многообразен, это потому, что я прекрасен и многообразен. Если «Мир» уныл и печален, это потому, что я уныл и печален. Если «Мир» тебя не любит, это потому, что я тебя не люблю. А если я тебя не люблю, крошка...

– Можете не продолжать.

– Послушайте, Молл, я не удовлетворен тем, что получаю от Лили. Она не дает мне ничего жареного. Я решил заняться этой историей лично, прямо с настоящего момента.

– Ее материалы лишены глубокого проникновения и всестороннего охвата?

– Кровишша, вот что нам нужно, кровишша реальная или психологическая, а этот ее жалкий щебет... как бы то ни было, я сослал ее в Детройт.

– Только не в Детройт!

– Она будет младшим ночным клерком бюро газетных вырезок нашего Детройтского отделения. Она стоит сейчас тут, прямо передо мной, с упакованными чемоданами, пеплом на волосах и билетом в зубах.

– Почему в зубах?

– Руки нужны ей для другого дела: чтобы раздирать на себе одежды.

– Ладно, мистер Взмыльник, пришлите ее сюда еще разок. Тут появились новые плохие новости. Очень, очень плохие новые плохие новости.

– Великолепно!

– Молл кладет трубку и выплакивает все слезы, какие она может выплакать, одну, вторую, третью.

Берет ком глины и расшлепывает его Библией в лепешку.

– Посмотрим-ка, что у меня есть?

– У меня есть мазь Я-Я, как раз то, что надо.

– У меня есть мазь гнева, мазь «С глаз долой», мазь смятения, беда-трава и вода войны.

– У меня есть кладбищенская земля, соль и кориандр – достаточно кориандра, чтобы нагрузить корабль. Ароматный кориандр. Волшебный, волшебный кориандр.

– Я сглажу сучьего кота. Отправлю его червям на прокорм.

– Слушайте и внемлите, о сыны умудренных, о чем взывает к вам сей безмерно драгоценный камень!

– Я изведу этого гада под корень. Если мои средства подействуют. Никогда ведь не знаешь наверняка, в том-то вся и зараза. И где этот Папаша?

– Теперь добавим немного двале, немного толченого фиалкового корня...

Молл лепит из глины маленькую человеческую фигурку.

– Да будет так!

– А что случилось, они подогнали к задней двери здоровый грузовик.

– Так.

– Их было четверо, а может, их было восьмеро.

– Так.

– Было два часа ночи, или три часа ночи, или четыре часа ночи – тут я не уверен.

– Так.

– Это были здоровые волосатые мужики с веревками и толстыми тряпками, как у переносчиков мебели, а еще у них была тележка и «пойдем со мной», сделанные из колючей проволоки, – эта такая петля размером чтобы можно было надеть на голову, с деревянной ручкой...