Избранные произведения писателей Дальнего Востока

И все же мы с ним разные люди. По-разному смотрим на жизнь и смерть. Я много об этом думал и всякий раз прихожу к тому, о чем уже писал двадцать с лишним лет назад в стихотворении «Домой к себе»: «Дай воспользуюсь я этим миром живых превращений, чтоб уйти мне затем в ничто. Зову неба я буду рад; колебаньям откуда явиться?» [36] Перевод акад. В. М. Алексеева. Сколько бы мы ни спорили с Хуэйюанем, каждый останется при своем мнении.

Он как-то написал «Суждение о бренности тела и бессмертии души», а я ответил ему циклом стихотворений «Тело, тень и душа». Смысл их выражен в строках о том, что нужно отдаться волнам великих превращений в природе, не радуясь и не гневаясь; пусть исчезает то, чему суждено исчезнуть, и не нужно из-за этого беспокоиться. Исчезновение означает завершение. Все, что имеет начало, должно иметь конец, должно завершиться. Разве это не естественно? К тому же жизнь прожить совсем нелегко!

Взять хоть нашу семью. Одна за другой умерли две матери моих детей, моя сестра и брат. Когда мне шел сорок пятый год, во время пожара сгорел наш дом и почти все имущество. Спасибо, друзья и соседи помогли, а то бы нам не выжить. Вы, молодые, испытали и голод, и нужду. Так неужели же это должно длиться вечно?

Или возьмем, невестушка, твоего родителя. Ты только представь себе, что каждый отрастит такой же живот, так же будет целыми днями бегать с визитами к областному начальству, хлопотать о приобретении новых земель. Ведь должно же это когда-нибудь кончиться!

Тут Тао Юаньмин не выдержал и расхохотался; на его темном осунувшемся лице обозначились ямочки.

— Хотите, расскажу вам смешную историю? Третьего дня я слышал ее от Ян Сунлина; наверняка он сам ее сочинил. Но в истории этой есть смысл — из нее явствует, что не все в буддизме приносит пользу в обычной жизни.

Тут Атун и его жена стали наперебой просить:

— Расскажи, папа, расскажи! Я страсть люблю слушать твои истории!

— Папины рассказы многие любят!

— Ладно, слушайте. Как-то один бедный ученый отправился к прославленному монаху побеседовать об истине. Монах с ним обошелся надменно. Зато с каким усердием он обхаживал важного чиновника, прибывшего в монастырь! Когда чиновник удалился, ученый спросил: как можно одних гостей принимать так, других — эдак? Старик ответил на чаньский [37] Чань — одна из школ в буддизме; ее последователи часто излагают свои суждения в форме парадоксов. манер: «Принимать — все равно что не принимать; вот не принять — это значит принять». Взбешенный таким разъяснением, ученый несколько раз изо всей силы стукнул монаха по лысине, приговаривая: «Бить — все равно что не бить; вот не бить — это значит бить». После этого он ушел, очень довольный собой. Ну как, понравилось?

Невестка рассмеялась, Атун же громко захохотал, приговаривая:

— Вот и хорошо, поделом ему!

Время было позднее, и Тао Юаньмин поднялся. Невестка сразу же подошла к нему, чтобы проводить до его комнаты.

У Тао Юаньмина давно выработалась привычка: просыпаться среди ночи и заниматься каким-нибудь делом либо, оставаясь в постели, размышлять над тем, чего он не успел додумать днем.

В эту ночь за стеной было тихо; после веселого застолья и вкусной еды сын с женой, не говоря уже о внуке, спали сладким сном. Когда Тао проснулся, шла, пожалуй, только третья стража [38] Время от 1 до 3 ч. ночи. . Ему показалось, что в доме как-то по-особому тихо — так тихо, что слышно, как шелестят крыльями насекомые, пролетавшие за окном. Эта мрачноватая, почти гнетущая тишина осенней ночи усугублялась тусклыми лучами стоявшего на столе светильника с растительным маслом. Тао поднялся и прибавил света. Он собирался переписать набело уже давно обдумываемый им стихотворный цикл «Поминальная песнь» и «Эпитафию самому себе». Но от окна потянуло осенним ветром, и Тао расчихался. Подняться с постели оказалось делом нелегким — руки и ноги не слушались его.

Тао подумал: «Да, в пору своей осени человек чувствует себя совсем не так, как в молодости, — даже с постели встать и то трудно. Кажется, отпущенный мне срок подходит к концу». Пришлось остаться в постели и, полулежа, вновь взяться за отделку как будто уже отделанных стихов.

Прочитав про себя строки «Если в мире есть жизнь, неизбежна за нею смерть. Даже ранний конец не безвременен никогда», он дошел до слов: «Но родные мои, может быть, и хранят печаль, остальные же все разошлись и уже поют». Раньше он думал, что этим можно завершить весь цикл из трех стихотворений. Но тут в его сознании внезапно возник горный монастырь с шумом колоколов и барабанов и наставник Хуэйюань — надменный, равнодушный к окружающим, то и дело пугающий людей разговорами о смерти. «Нет, не годится на этом кончать, надо еще раз поспорить с монахом. Еще раз сказать в стихах то, к чему я пришел, размышляя о жизни и смерти!» И он добавил в самом конце еще две строки: «Как я смерть объясню? Здесь особых не надо слов: просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой» [39] «Поминальная песнь» цитируется в переводе Л. З. Эйдлина. .

Да, именно так. После смерти человек истлевает так же, как деревья и травы, что растут на склонах гор. В каком мире приходится жить! Игрок Лю Юй вдруг стал императором, а храбрый полководец Лю Лаочжи заслужил лишь посмертный позор: изменник Хуань Сюань разрыл его могилу и высек труп плетьми... Всюду раздоры, убийства, глаза б ни на что не глядели! Вот умру, вновь сольюсь с природой, и ни о чем не придется жалеть. «...Как я смерть объясню? Здесь особых не надо слов; просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой». На этом и закончу стихотворение, ничего больше не надо добавлять.

После «Поминальной песни» Тао мысленно обратился к «Эпитафии самому себе». Эту вещь он обдумывал особенно долго, поэтому, как ни старался, не нашел ни одной нуждающейся в переделке фразы. Но вот дошел до самых последних строк: «...Не стоит возноситься из-за прижизненной славы, и тем более — кому нужны посмертные песнопения? Воистину тяжела жизнь человека, так что же страшного в смерти? Увы, увы...» В этот момент что-то влажное, горячее упало с его ресниц. Он оплакивал не свой печальный финал, а всю свою трудную, полную разочарований жизнь.

«Воистину тяжела жизнь человека, так что же страшного в смерти?» Ведь именно так я всегда думал. Эх, ноги меня не держат — значит, совсем стариком стал. Да, всему должен быть свой конец. Завтра же надо попросить младшую невестку сходить в отцовский дом и попросить того каллиграфа еще два раза переписать мои стихи. Тогда будет чем отдарить Янь Яньчжи — ведь он оставил мне двадцать тысяч монет — немалые деньги. Просто так он дарить не станет, да и я просто так не взял бы.