Избранные произведения писателей Дальнего Востока

А вот сейчас он так и видел перед собой Окчоми, ее лицо, веселые и задорные глаза, ее руки! «Окчоми! Неужели она вышла замуж? Или меня еще не забыла?.. Какой урок мне!» На глаза его сами собой навернулись слезы. Таким милым представлялось ему теперь лицо Окчоми, когда она, развернув шоколад, взглянула на него, велела раскрыть рот и покраснела.

«Окажись я опять на том месте... — размечтался он и тут же оборвал себя: — Подлец!» Издалека донеслись гудки такси. Тан! тан!.. Комнатные часы пробили одиннадцать раз.

Надеясь заснуть, Синчхоль закрыл глаза. И опять — кирпичи, кирпичи...

Скоро вернулся Чхольсу, и Синчхоль заговорил о том, что снова попытается пойти на биржу труда. Чхольсу улыбнулся:

— Если вы еще раз так наломаетесь, проболеете дней десять. Лучше уж оставьте!

Ему нравилось стремление Синчхоля испытать труд, но его неприспособленность была очевидной и беспокоила его. Синчхоль хотя и улыбнулся в ответ Чхольсу, однако на душе у него было мрачно. Если сравнить его с Чхольсу по телосложению, он, пожалуй, ни в чем тому не уступает. Только он не закален в труде; лишь бы преодолеть первые трудности, а дальше не будет так тяжело. Что, он не справится с работой, которую делает Чхольсу, тысячи других людей? «Выполню! Умру, а попытаюсь! — решил Синчхоль. — Куда мучительнее сидеть на хлебе, заработанном трудом товарищей». Чхольсу угадал настроение Синчхоля.

— Ну что ж, помучайтесь еще денек, завтра с утра пойдите в порт. Плата там ниже, зато гораздо легче, чем таскать кирпичи.

Синчхоль слегка нахмурился, потом рассмеялся и покачал головой:

— Нет, кирпичей больше не хочу!

При одном слове «кирпич» его всего передернуло и зажгло пальцы. Любая другая работа, пусть еще тяжелее, только не таскать кирпичи! Он видеть их больше не может. Потолковав с Чхольсу о разного рода портовых работах, Синчхоль решил, что с рассветом он непременно отправится вместе с ним в порт.

Когда они подошли к таможне, несколько десятков рабочих уже окружили человека в очках с никелевой оправой и кричали на разные голоса:

— Десятник, десятник!

Чхольсу протиснулся сквозь толпу к человеку:

— Десятник! Примите его.

Никелевые Очки глянул поверх очков на Чхольсу и помахал перед ним красным шнурком, который держал в руке. Чхольсу схватил его и вернулся к Синчхолю.

— Этот шнурок — номер. Обвяжите его покрепче вокруг запястья.

У Синчхоля сердце забилось при виде этого красного шнурка.

— Я пойду на вокзал носить грузы... Ну, помучайтесь еще денек, — бросил Чхольсу уже на бегу.

Синчхоль еще вчера слышал от Чхольсу о работе, которую выполняют «красные шнурки», но, оставшись без товарища, совершенно растерялся. Приглядываясь к людям с красными шнурками на запястье, он медленно побрел за ними.

Это строительство порта Инчхоня — сердца Кореи — по масштабам было самым крупным в стране. Сюда заходят корабли водоизмещением в несколько тысяч тонн, набирают топливо. Вот и сейчас тут стоит большой пароход. Черный дым клубами вырывается из огромной трубы. На темнеющем вдали острове светит маяк, позади него пролегла линия горизонта.

Рабочие все прибывали. За небольшой промежуток времени несколько тысяч рабочих заполнили место строительства и гудели, как рой пчел. Половина из них работала носильщиками с чиге, остальные — кто во что горазд: кто возил грузы на тачке, кто на себе бегом носил кули с рисом на склад, иные попарно переносили тюки на палке, положенной на плечи, а то и по нескольку пар на одну груду, суетились, сталкиваясь друг с другом.

Никелевые Очки взошел на палубу парохода.

— Эй, вы, живее настелите помост!

«Красные шнурки» кинулись на зов, перебросили от пристани к пароходу бревно, на нем укрепили широкую доску, и помост был в момент готов. Один из «красных шнурков», стоя у подъемного крана, поворачивал ручку, и подъемный кран со скрежетом опускал крюк к складу с товарами.

По палубе расхаживал японец-контролер и просматривал поступавший груз. Время от времени он делал повелительный жест, и человек, внимательно следивший за его знаками, поворотом ручки останавливал кран. Немного погодя контролер опять махал рукой, и кран снова скрежетал и нес дальше объемистые грузы. Рабочие, столпившиеся на пристани, следили за погрузкой и невообразимо галдели.

Груз в несколько сот килограммов с грохотом опускался на пристань. Рабочие набрасывались на него, стараясь опередить друг друга, хватали, кто сколько мог, и передавали «красным шнуркам». Те торопливо подхватывали ношу крючьями и с трудом взваливали на чиге грузчикам. Синчхоль тоже хотел использовать крюк, который дал ему Чхольсу, но совершенно не знал, как его применить. И ему поневоле пришлось, закинув крюк за спину и стоя в паре с другим «красным шнурком», безостановочно поднимать груз руками. Грузы — чугунные плиты, громадные ящики, машины для очистки риса. Синчхоль изнемогал, руки у него вот-вот, казалось, оторвутся.

— Эй, вы, пошевеливайтесь! — сверкнув глазами, крикнул Никелевые Очки.

У Синчхоля из пальцев — видно чем-то ободрал их — сочилась кровь, и он не мог остановить ее. Вытер пальцы о свои летние брюки до колен и передал груз одному из непрерывно сновавших рабочих.

— Эй, ты, послушай, надо крючком, зачем же руки калечить! — закричал, смеясь, его напарник.

Синчхоль приподнял груз крюком и нечаянно задел грузчика по лицу.

— Ты с ума сошел? Чего в лицо тычешь?.. Чуть глаза не выбил, дьявол! Гляди лучше! — яростно набросился он на Синчхоля.

У того комок подкатил к горлу. Грубые речи и действия этих мужланов так же тяжело ранят, как чугунные плиты и гвозди, торчащие по краям ящиков...

— Слушай, ты, поднимай живее!

Синчхоль попытался было дрожащими руками поддеть большой ящик, но тот все время соскальзывал с крюка, и в конце концов он сам свалился на него.

— Эй, что такое... Ты ж угробишься в такой спешке! Шел бы ты отсюда!

Кажется, «красному шнурку», что стоял напротив, хотелось, чтобы Синчхоль поскорее убрался прочь — он не помогал, а, наоборот, сам был лишним грузом.

Синчхоль, едва придя в себя, поднялся. Он и сам предпочел бы скрыться подальше, чем ждать, что тебя искалечит в любую минуту. Он осмотрел себя: кажется, все цело. Пыль из тюков, пыль от движения тысяч тел, не оседая, столбом стояла в воздухе.

Солнце палило нещадно. У Синчхоля совсем иссякли силы, во рту пересохло, весь он был словно набит пылью. Пить! Но нельзя отлучиться ни на минуту. Среди бесчисленной массы окружающих его людей, казалось, не было ни одного столь беспомощного и слабого, как он. С лесозавода доносилось жужжание пилы.

— Эй, ребята! Пошли туда, поборемся в свое удовольствие! — закричал «красный шнурок», стоявший напротив Синчхоля.