Амели Нотомб - Косметика врага

— Зачем же мне идти к психоаналитику, если вы мне все так хорошо объясняете?

— Да это азбучные истины.

— Я думаю, мои родители действительно меня не любили. Они умерли, когда мне было четыре года, и я их совсем не помню. Они оба покончили с собой, но мне кажется, что если любишь своего ребенка, нельзя так уходить из жизни. Они повесились рядом, в гостиной.

— Почему?

— Неизвестно. Они не оставили никакой записки. Мои дедушка с бабушкой так ничего и не поняли.

— Вас следовало бы пожалеть, но мне не хочется.

— И правильно. Не стоит меня жалеть.

— Насильники не внушают мне ничего, кроме отвращения.

— За всю жизнь я совершил лишь одно насилие. А вы уже делаете из меня законченного насильника?

— Вы думаете, требуется определенная квота жертв, чтобы заслужить титул насильника? Это все равно, что стать убийцей: для этого достаточно убить одного человека.

— Забавно, как все это выглядит на словах. Если вас послушать, то до нападения на эту девушку я был обыкновенным человеком, а уже через минуту стал насильником.

— И вы находите это забавным! Какой ужас!

— По крайней мере, я был исключительно верным насильником. Я больше никого не насиловал и ни разу не притронулся к другой женщине. Это был единственный сексуальный контакт за всю мою жизнь.

— Вашей жертве от этого не легче.

— Это все, что вы можете сказать?

— Меня не удивляет, что у такого сумасшедшего, как вы, нет сексуальной жизни.

— И мое воздержание не кажется вам романтичным?

— Трудно вообразить менее романтичного человека, чем вы.

— Я с вами не согласен. Но это не имеет значения. Вернемся к моей истории. Я сказал, что перестал ходить на кладбище Монмартра, так как понял, что вряд ли эта девушка придет сюда после всего, что было. Тогда я начал бродить по всему Парижу, чтобы отыскать ту, которую с каждым днем любил все больше и больше. Я методично прочесывал весь город, округ за округом, квартал за кварталом, улицу за улицей, одну станцию метро за другой. Так прошло несколько лет. Я по-прежнему тихо проживал свое наследство. Деньги я тратил только на квартирную плату и питание. Развлечения меня не интересовали; я или спал, или слонялся по Парижу.

— Полиция не проявляла к вам интереса?

— Нет. Я думаю, жертва не стала обращаться в полицию.

— Какая ошибка с ее стороны!

— И вот что парадоксально: все эти годы разыскивался не преступник, а жертва.

— А зачем вы ее искали?

— Я любил ее.

— Когда такие типы, как вы, говорят о любви, хочется блевать.

— Берегитесь! Если вы затронете любовную тему, я прочитаю вам целую лекцию о любви.

— Нет уж, увольте.

— Ладно, на этот раз прощаю. И вот десять лет назад, то есть десять лет спустя после насилия, я бродил по Двадцатому округу и на ходу жевал наивкуснейший хот-дог. И вдруг! Кого я вижу на бульваре Менильмонтан? Ее! Это была она! Я бы узнал ее среди миллиарда женщин. Сексуальное насилие, знаете ли, порождает особые интимные узы. За прошедшие десять лет она стала еще красивей и изящней, да, она стала настоящей красавицей. Когда я ее увидел, у меня чуть сердце не разорвалось. Я пошел за ней. И надо же, как мне не повезло! Я столько лет блуждал по пустыне и наконец-то отыскал женщину своей мечты, а сам в эту минуту уплетаю горячую сосиску, щедро приправленную горчицей! И вот я шел за ней и продолжал жевать.

— Надо было выбросить эту сосиску.

— Что вы! Как можно? Сразу видно, что вы никогда не пробовали хот-дога с бульвара Менильмонтан: такими хот-догами не бросаются. А потом, если бы я выкинул свой завтрак, у меня возникло бы чувство досады. И моя любовь к даме моего сердца уже не была бы столь чиста и безупречна.

— Избавьте меня от своих глубокомысленных сентенций.

— Кроме меня, никто не говорит откровенно о подобных вещах.

— Браво! И что было дальше?

— Видите, вам уже не терпится узнать продолжение! Я знал, что рано или поздно вы клюнете. Догадайтесь, что сделала моя любимая?

— Купила себе хот-дог?

— Нет! Сосисками торгуют напротив кладбища Пер-Лашез, куда она и пошла. Поскольку я отбил у нее охоту прогуливаться по кладбищу Монмартра, ей пришлось довольствоваться Пер-Лашезом. Даже после насилия у нее не пропал благородный вкус к кладбищам. На Монпарнасском кладбище слишком неуютно, и она избрала для своих прогулок Пер-Лашез — здесь было бы превосходно, если бы среди покойничков не разгуливало так много здравствующих.

— Поэтому насильнику здесь не развернуться.

— Что это за жизнь, если даже на кладбище нельзя оттянуться?

— Да, сударь, сплошные неудобства.

— Я шел за ней среди могил. И на меня нахлынули воспоминания. Она свернула в аллейку, которая поднималась вверх. Я любовался ее походкой грациозного зверька и выжидал момент, когда к ней подойти. Когда я проглотил свой хот-дог, я догнал ее. Сердце у меня громко колотилось от волнения. Я сказал: «Здравствуйте! Вы меня не узнаете?» Она вежливо извинилась и сказала, что нет, не узнает.

— Как же она могла вас не узнать? Неужели за десять лет вы так изменились?

— Не знаю. Я нечасто смотрюсь в зеркало. Но если вдуматься, в ее поведении не было ничего удивительного. Что она могла запомнить о насильнике? Во всяком случае, не его лицо. Я смотрел на нее с такой любовью, что она не заподозрила ничего дурного и улыбнулась. Ее улыбка! Я опьянел от счастья. Она спросила, где мы встречались. Я предложил ей угадать, где мы виделись, но она сказала: «Я часто бываю с мужем в самых разных местах и не могу запомнить всех людей, с которыми мы встречаемся».

— Так она вышла замуж.

— Мы немного поболтали. И, несмотря на свою застенчивость, она была очень мила со мной. Самое смешное, что я так и не знал, как ее зовут. И я не мог ее об этом спросить, потому что предложил ей угадать, кто я. В конце концов, она сказала: «Все, сдаюсь. Никак не могу вспомнить ваше имя».

— И что же вы ответили этой несчастной?

— Тексель. Текстор Тексель.

— Ну, конечно, я мог бы и сам догадаться.

— Она снова извинилась: «Ваше имя мне ни о чем не говорит». Я добавил, что я голландец. Она вежливо слушала меня, а я любовался ею.

— И вы выложили ей всю свою историю? О кошачьей бурде, о смерти вашего маленького одноклассника, о янсенизме? Вы наверняка не пощадили эту бедняжку.

— Все было совсем не так, потому что случилось чудо. Она вдруг узнала меня: «Да, я вспомнила вас, месье Тексель. Мы встречались в Амстердаме, на деловом завтраке, в ресторане. Я была там с мужем». Меня несколько покоробило, что ее мужа приглашают на деловые завтраки, но я был рад, что она так неожиданно меня «вспомнила».

— Разве она могла забыть насильника!

— Слушайте, что было дальше. Она спросила, как поживает моя жена Лив, с которой она болтала во время этого злополучного завтрака, три или четыре года назад. Не придумав ничего лучшего, я сказал, что у нее все в порядке и она вместе со мной живет в Париже.