Джоанн Харрис - Остров на краю света

— И тебе не мешало бы последовать ее примеру, — наставляла меня Капуцина, сидя над пирожными в своем вагончике. — Тебе давно пора обзавестись хозяйством. Вот что продлевает жизнь острову — брак и дети, а не какая-то там рыбная ловля и ремесло.

Я пожала плечами. Хотя Адриенна не давала о себе знать после нашего разговора на сходнях «Бримана-1», мне было не по себе, я все время пыталась понять свои и ее истинные мотивы. Неужели я использую отца как предлог, чтобы спрятаться от всего света? Неужели Адриенна выбрала лучший путь?

— Ты хорошая девочка, — сказала Капуцина, удобно откидываясь в кресле. — Ты уже очень помогла отцу. И Ле Салану. Теперь пора и о себе подумать.

Она выпрямилась и критически оглядела меня.

— Ты хорошенькая, Мадо. Я видела, как на тебя смотрит Гилен Геноле и еще кое-кто…

Я попыталась остановить ее, но она лишь добродушно-раздраженно замахала на меня руками.

— Ты уже не рявкаешь на людей, как раньше, — продолжала она. — И не ходишь выставив подбородок, словно только и ищешь, с кем бы подраться. И люди больше не зовут тебя Квочкой.

Правда — это даже я заметила.

— И ты опять начала рисовать. Верно?

Я взглянула на полумесяцы охры под ногтями, непонятно почему чувствуя себя виноватой. Есть о чем говорить — несколько этюдов, обрывков да незаконченный холст побольше размером у меня в комнате. Флинн оказался неожиданно благодарным сюжетом для картин. Оказалось, что его лицо я помню лучше любого другого. Конечно, в этом нет ничего удивительного — я ведь столько времени провожу в его обществе.

Капуцина улыбнулась.

— Ну что ж, тебе это на пользу, — объявила она. — Подумай немножко о себе для разнообразия. Хватит тащить весь мир на плечах. Приливы и отливы приходят и без твоего участия.

В феврале уже любой мог заметить перемены на Ла Гулю. Изменившиеся течения с Ла Жете продолжали приносить оттуда песок — малозаметный процесс, который интересовал только детей и меня. Мусор и галька, что натаскал Флинн, уже были по большей части покрыты песком; песчаный овес и заячьи хвостики отлично берегли этот песок, не давая ветру унести его, а воде — смыть. Как-то утром, придя на Ла Гулю, я обнаружила там Лоло и Дамьена Геноле, которые героически пытались построить песчаный замок. Дело непростое; слой песка был слишком тонок, а под ним ничего, кроме грязи, но при небольшой смекалке с этим можно было справиться. Дети построили что-то вроде плотины из пла́вника и выгребали оттуда накопившийся песок, пропихивая его по выкопанной в грязи канавке.

Лоло ухмыльнулся мне.

— У нас будет нормальный пляж, — сказал он. — На нем будет песок с дюн и все такое. Рыжий сказал.

Я улыбнулась.

— А вы будете рады? Пляжу?

Дети закивали.

— Нам негде играть, кроме как здесь, — сказал Лоло. — Даже на ètier нам теперь нельзя — там эта новая штука для омаров.

Дамьен пнул камень.

— Это не мой папа придумал. А эти Бастонне. — Он с вызовом глянул на меня из-под темных ресниц. — Может, папа и забыл, что они сделали с нашей семьей, а я нет.

Лоло скорчил рожу.

— Тебе на это плевать, — сказал он. — Тебе просто завидно, что Ксавье гуляет с Мерседес.

— Не ври!

Конечно, никто ничего открыто не объявлял. Мерседес все так же проводила бо́льшую часть времени в Ла Уссиньере, где, как она говорила, кипит жизнь. Но Ксавье видели с ней в кино и в «Черной кошке», а Аристид заметно повеселел и много говорил о капиталовложениях и о том, что надо строить будущее.

Суровые Геноле тоже были настроены необыкновенно оптимистично. В конце месяца долгожданная «Элеонора-2» наконец была достроена и готова к выдаче владельцам. Ален, Матиа и Гилен отправились в Порник на пароме забирать лодку, собираясь оттуда идти на ней прямо в Ле Салан. Я поехала с ними за компанию и чтобы забрать сундук с вещами — в основном одеждой и художественными принадлежностями, — высланный мне из Парижа квартирной хозяйкой. Я убедила сама себя, что хочу поглядеть на новую лодку; на самом деле Ле Салан начал действовать мне на нервы. После отъезда Адриенны Жан Большой вернулся в свое прежнее пассивное состояние; погода стояла пасмурная; даже прирост песка на Ла Гулю потерял прелесть новизны. Я нуждалась в перемене обстановки.

Ален выбрал шлюпочную мастерскую в Порнике как ближайшую к Колдуну. Тамошний хозяин был слегка знаком Алену — он приходился дальним родственником Жожо Чайке, хотя вендетта меж уссинцами и саланцами не распространялась на него как на жителя материка. Его заведение было у моря, возле бухточки, и, когда мы вошли, меня поразил незабываемый, навевающий ностальгию запах действующей шлюпочной мастерской: запах краски, опилок, вонь горелой пластмассы, сварки и клинкерной обшивки, мокнущей в растворе химикатов.

Фирма была семейная; гораздо больше когдатошней шлюпочной мастерской Жана Большого, но достаточно маленькая, чтобы Ален не чувствовал себя потерянным. Ален и Матиа ушли с хозяином договариваться насчет оплаты, а мы с Гиленом остались глядеть на сухие доки и недостроенные лодки. «Элеонору-2» было легко заметить — единственный деревянный корпус в ряду пластиковых, на которые Гилен воззрился с завистью. Лодка была чуть больше первой «Элеоноры», но Ален заказал сделать ее в том же стиле, и, хотя этому судостроителю недоставало скрупулезного мастерства моего отца, я видела, что лодка вышла хорошая. Я оглядела ее всю кругом, а Гилен пошел прогуляться к воде, и я как раз заглядывала под днище, чтобы увидеть киль, когда Гилен прибежал обратно, запыхавшийся, с оживлением на лице.

— Там! — сказал он, показывая себе за спину в большой цех. Здесь, на отдельном запертом складе, хранились запчасти, а также подъемное и сварочное оборудование. Гилен потянул меня за руку. — Иди посмотри!

Обогнув угол цеха, я увидела, что там строят что-то большое. Оно не было закончено даже наполовину, но уже можно было понять, что эта штука больше всех остальных, строящихся в шлюпочной мастерской. Воздух наполняли резкие запахи масла и металла.

— Как ты думаешь, что это? Паром? Траулер?

Судно — метров двадцать в длину, двухпалубное — было окружено лесами. Тупой нос, квадратная корма; когда я была маленькая, Жан Большой звал такие «железными свиньями» и презирал их всей душой. Маленький паром, на котором мы плыли в Порник, был именно такой железной свиньей — квадратный, некрасивый, очень функциональный.

— Это паром. — Гилен ухмыльнулся, довольный сам собой. — Знаешь, откуда я знаю? Погляди на другой стороне.

Другая сторона была не закончена; большие металлические панели, склепанные вместе, образовывали корпус, но многих еще не хватало, и все вместе было похоже на недособранную головоломку из кусочков с очень скучной картинкой. Панели были темно-серые, но на одной из них кто-то написал желтым мелом название «железной свиньи»: «Бриман-2».