Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

– Друзья, давайте супу съедим!

Начали выбирать супы.

Выбрали, и Гринберг снова вернулся к высоким темам:

– Я не могу написать любовный роман, потому что я зачехлил свою ракетку, но это закрытая информация. – Наверное, писатель начал отвечать на глупые вопросы своих поклонников, которые уже успели заказать суп, о том, почему он не берется за большой жанр. Он уже много раз высказывался по этому поводу, но с людей как с гуся вода.

– Мы никому не скажем. – Это про зачехленную ракетку.

– Реально я решил снять все и всяческие маски. Моя новая книга называется «Жизнь в искусстве, вид сзади».

– Это по материалам сайта «Анал. ру»?

– Ха-ха-ха, – смеется нетребовательная публика – такая обычно и интересуется литературой, и тянется к деятелям культуры. Всеядность отличает нас от пафосных любителей прекрасного. Мы же любим не только Стравинского (хотя в нашем кругу некоторые находят «Жар-Птицу» несколько заумной), но и грубые, плоские, сальные шутки. Широк наш диапазон.

– Ну, сначала я думал назвать так: «Жизнь с заднего прохода». Но потом подумал, что это перебор. Что я имею в виду? Вот в доме, где 22 этажа, водопроводчик может перекрыть стояк…

– И обратка не пойдет уже, – подал реплику кто-то из писателей, видимо, более близкий к народу, чем прочие.

– Вот, например, актер сыграл 20 ролей и сдох от пьянки, и ему аплодируют при выносе тела.

Гринберг уже растекался мыслью по древу – и от волнения (он все-таки давал литературный обед), и от жидкой части этого обеда. Так что он не стал развивать заявленные темы про водопроводчика и мертвого актера и продолжил так:

– Я хочу сказать про другое. Есть большая неправда в том, что… – Далее последовал длинный пассаж про модные ток-шоу, который мы тут опускаем. После докладчик перешел к резюмирующей части: – Хорошо бы каждый из нас имел возможность делать свое ТВ и радио! Тогда б мы проводили каждый свое ток-шоу и вывешивали его в Интернете. Но этого нет, и мы вынуждены выслушивать всяких гондонов. Я хочу развенчать миф о человеке, который якобы находится внутри информационного сообщества. Люди слушают этих гондонов и думают…

Гринберга перебивает Григорьев и говорит весьма значительные слова, которыми мог бы начать свое выступление хоть даже и сам президент:

– Русская литература XIX века…

– Подожди, Вова, я не о том, – в свою очередь, Гринберг перебивает Григорьева, который перебил его. – Я о другом: на хера мне человек по ТВ ночью рассказывает, как надевать презерватив? На хер это нужно?

– Ты евреев не любишь просто! У нас же все ток-шоу ведут евреи.

– Ха-ха-ха, – низкопробно смеется стол.

– Я бы хотел слушать Андроникова, но он умер, – делает пессимистический вывод Гринберг.

Ему отвечает Новоженов:

– Да… Это проблема человека, который книг не читает уже, на карты денег нету, он не пьет, потому что давление… Ракетку зачехлил, и что ему остается, кроме как слушать радио и смотреть ТВ?

Включается Куприянов:

– А сериалы смотреть не пробовал?

– И «Дом-2», – подсказывает еще кто-то.

– «Дом-2» я тоже смотрю, – смело признается писатель. Он уже настолько там, на олимпе, что может себе позволить такое пренебрежение к работе над имиджем; ну сериалы, ну «Дом-2», что хочу, то и смотрю… И плевать ему, что вы про это думаете.

Это признание удивило даже медийного профессионала Григорьева:

– Да ты просто аддикт масс-медиа! Зачем ты все это смотришь?

Да… Люди, которые руководят отраслью, похоже, не думают, что их деятельность находит такой отклик. Может, теперь они наконец ужаснутся по поводу содеянного.

Ответа нет. Гринбергу, похоже, нечего сказать.

– Ну а как быть нам? – спрашивает кто-то.

Григорьев подсказывает:

– Джозеф Хеллер…

Гринберг подхватывает:

– «Уловка-22».

– Ну вот почитай, как там!

Куприянов:

– Я как вице-президент клуба говорю тебе, Валера: пьесу напиши.

Григорьев подает маркетинговую идею:

– Название: «Вид сзади». Ломиться будут!

– Название? – задумывается Гринберг. – Я вот придумал как-то назвать свой рассказ «И корабль плывет». Но потом подумал – скажут, это уже было, ты еще назови «Мера за меру». Я поделился своими сомнениями с Левой, и он сказал: «Да пиши что хочешь, сейчас никто на это не обращает внимания».

Григорьев все-таки сомневается:

– А «Нагорная проповедь» если?

Свинаренко тоже:

– С «Нагорной проповедью» не очень корректно получается. Но можно дать другое название: «Метро "Нагорная"». И плагиата как не бывало.

Люди за столом своим смехом одобряют название.

Кох замечает:

– Я знаю, почему Гринбергу не удаются диалоги: второй все время пизди́т.

И снова смех – то есть реплика засчитывается.

Слово берет Новоженов, и все замолкают, перестают на время орать пьяными голосами и звенеть посудой: все-таки человек заслуженный. Он говорит:

– Я дал Валере книгу Чарлза Буковски и посоветовал прочитать рассказ с началом приблизительно таким: «Я дрочил и слушал Третью симфонию, к примеру, Брамса».

Григорьев:

– Ну, Буковски – это не Платонов, после него хочется писать и писать.

Гринберг подтверждает:

– Это точно… Помню, я прочел рассказ «Фро» в книге «В прекрасном и яростном мире» и подумал: «Блядь, ну как после этого писать?» А вот если я вычеркну из своей памяти Платонова или скажу Леве, что «Мастер и Маргарита» – это хуйня…

Дружный хохот был ему ответом. И реплики, которые посыпались одна за другой:

– Чистая хуйня!

– Зачеркнем еще человек 12, и будет вообще не о чем разговаривать!

– …а на этом поле, где работают лауреаты премии «Большая книга»…

– Короче, если б не братья Валуевы и не Кличко, я б занялся боксом.

– Ну а кто еще, Хэм, Уоррен? – Это Куприянов.

– Ну, человек 30 надо все-таки… Не меньше, – добавляет Григорьев. Он знает, он же и этой отраслью тоже руководит.

– Ну 40, – вставляет кто-то.

– Валера, пиши пьесу! – Куприянов снова за свое. – Трудный жанр, конечно…

Абрамов:

– Что бы ты ни написал, мы прочтем с удовольствием.

Гринберг:

– Я хочу резюмировать. Правда в другом! Реально! У меня нет ощущения, что вот если я не напишу, то умру. Но мне неприятно, когда я в три часа ночи открываю в Интернете журнал, а там Курицын ведет обозрение… Я не понимаю, что эти люди обозревают! Если это искреннее желание обозревать текущую литературу… Пусть Григорьев ответит!

Григорьев:

– На что ответить?

– Вот я прочел в «Тайм-аут», там писатели отвечали на анкету… Были крайние суждения… Был вопрос: кому дать Нобелевскую премию?

– И тебя там не было, в списке кандидатов?

– И Пелевина не было тоже.

– Так на что я должен ответить?