Дарья Алавидзе - Подорожник

Самое смешное – я не помню в деталях все рецепты блюд, что мы готовили. Есть ли там вообще рецепты?

Но кое-чему я все-таки научилась. Наверное, самому главному. Крошечным Фокусам. Из Крошечных Фокусов и состоит высокое искусство кулинарии. Я помню, как однажды меня шокировал украинский борщ, в который свеклу не сварили, а запекли. Разницы в приготовлении – на копейку, но разница в результате была размером со Вселенную. Это был борщ, который оставляет память о себе на всю жизнь. Борщ-Отец, Верховный Борщ гастрономического пантеона.

Так и здесь. Баклажаны в parmigiana di melanzane (баклажанную запеканку) нужно класть слоями крест-накрест – так конструкция устойчивее. Каперсы нужно покупать только в соли, ни в соусе, ни в масле, только в соли. Моцареллу нужно использовать только из коровьего молока. Только из коровьего! (Вот это я, кстати, не помню почему, но помню, что обязательно.) Ходить по кухне необходимо меееееедленно. Готовить нужно только из сладких августовских помидоров, трогать землю обязательно руками, закрываться от ветра из окна деревянной дырявой доской, добавлять в оливковое масло только что сорванный розмарин, никогда не садиться за стол в одиночестве. Chi non mangia in compagnia è un ladro o una spia. (Кто ест в одиночестве, тот либо вор, либо шпион.)

В любой непонятной ситуации – кормить мужа Red Hell-ом.

В жизни все всегда начинается на кухне. Буквально все. Кухня немедленно чувствует фальшь, не терпит халтуры, она сразу улавливает твое отношение к труду, к семье, к красоте, к любви, к земле.

За ужином мы сидели на террасе, болтали и смотрели, как солнце садится в Тирренское море. Солнце здесь такое же, как и все остальное в этом месте, – яркое, сытое, ленивое, медленное.

В таких местах лучше всего начинаешь понимать, каким образом итальянцы придумали свой язык.

Например, для слова «запомнить» в итальянском языке есть аж три варианта: запомнить головой, оставить факты в памяти (rammentare), запомнить телом, запомнить на вкус, на ощупь (rimembrare), запомнить сердцем (ricordare).

Для того чтобы сохранить в памяти настроение этого деревенского амальфитанского вечера, хватило бы и одного. Его придумал автор итальянского языка Данте Алигьери – «imparadisata», унесенный в рай.

Вообще-то Данте Алигьери был страшно злопамятным человеком. Кто-то посчитал, что среди семидесяти девяти персонажей, помещенных им в «Ад», тридцать два – флорентийцы. Зато в «Чистилище» флорентийцев всего трое, а в «Раю» – двое, один из которых прадед поэта.

А вот и поделом. Когда-то флорентийцы выгнали Данте из родного города за принадлежность к партии белых гвельфов. В изгнании он успел пожить в Болонье, Париже, Вероне и закончил свои дни в Равенне.

Вокруг могилы Данте, кстати, сейчас нельзя кататься на велосипеде – стоит соответствующий знак. Я было хотела схохмить: «Да что они тут себе воображают?! Полицейское государство, душители свобод». Но потом мне подумалось, что ну вот кто-то же сочиняет эти запреты, вешает эти таблички. Вот он как вообще себе это представляет?

Я приехала в Равенну в день карнавала. В отличие от яркого, но холодного и полного мистики и таинственности венецианского карнавала, равеннский очень милый, провинциальный и теплый. Обжигающе-морозное мартовское солнце заливает каменные мостовые, густые итальянские краски заполняют пространство, гомонит шумный народный праздник на фоне древних развалин. По улицам под аккомпанемент местного оркестра (который наверняка играет на всех свадьбах и похоронах) медленно и торжественно едут повозки, в которых сидят римский император Юстиниан, король остготов Теодорих, король Италии Одоакр и Галла Плацидия и кидают конфетти в бегущую за ними толпу детей.

Галла Плацидия была королевой вестготов, римской императрицей, а также тещей дикого варвара Аттилы. Ее дочь Юста Грата Гонория, чтобы избежать принудительного замужества, позвала Аттилу на помощь. Он пришел, девушку спас, сам на ней женился, заодно по дороге завоевал Западную Римскую Империю. Аквилея была разграблена, а местные жители ударились в бегство. В лагуны. Так, между прочим, родилась Венеция.

Я приехала в Равенну в три часа дня. В это время в городе совершенно невозможно поесть. Закрыты все остерии, рестораны, бистро. Я ходила кругами вокруг исторического центра и не нашла ни одного заведения, предлагающего хоть что-то, кроме кофе с пирожными. Когда я окончательно отчаялась и настроение совсем упало, то вдруг сорвала банк! Траттория! Открыта! Горит свет и за столиками сидят люди! А перед ними супы, салаты, еда! Я зашла внутрь и села у порога, стала ждать, пока меня проведут за столик, постепенно сходя с ума от запахов. Ждала пять минут, десять… Потом медленно стало доходить. Это же частная вечеринка. Они все тут друг друга знают, вместе веселятся, шумно пьют за здоровье друг друга и перекидываются шутками из одного конца зала в другой. С присущей мне элегантностью и тактом я ввалилась на чей-то день рождения.

Подошел хозяин и подтвердил мою догадку. Ресторан закрыт на частное мероприятие. Lasciate ogni speranza. Оставь надежду всяк сюда входящий. У меня непроизвольно полились слезы. Я сделала самое жалостное лицо и голосом Кисы Воробьянинова прохныкала:

– Синьоре, пер фаворе, о фаме, вольо манжаре мольто, тантиссимо. (Синьор, пожалуйста, я сейчас умру от голода.)

Это самая ужасная ошибка, которую может сделать голодный человек. Обычно я подаю только тем просящим, в которых чувствую остатки достоинства. Сама себя я сейчас оставила бы умирать на улице. Но хозяин ресторана, добрая душа, придирчиво осмотрел меня и все-таки сжалился, усадил где-то рядом с кухней и накормил лазаньей.

– Сегодня мы все пьем за дядю Томазо. Томазо. Капиши? (Понимаешь?) Ты тоже за него пей. Вот сиди, пей и старайся не шуметь.

Благословенны дни твои, хозяин.

За день я обошла все капеллы и баптистерии, посмотрела все саркофаги и византийские мозаики. Зашла в гробницу Галлы Плацидии. Два самых главных итальянских путешественника, Павел Муратов и Генри Мортон, пишут о ее синем мозаичном потолке – « сияющий синим огнем воздух ». И это чистая правда, ни одна фотография не передаст этого мерцания тяжелой темной синевы.

Зашла в главный кафедральный собор. В Дуомо в одной из исповедален сидит падре и принимает исповеди. Сидит как менеджер по продажам в офисе. И рядом часы работы. В рабочие дни принимает с 9.30 до 10.30 утра. По воскресеньям – с 17.30 до 18.15. Час в день на всех прихожан. Прямо скажем, грешат здесь, судя по всему, без особого энтузиазма.