Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

Часа через полтора они уже вполне втянулись в маршрут, набрав необходимый темп при достаточно детальном, через сто — двести метров, наблюдении встречающихся по ходу пород. Впрочем, такому темпу способствовала местность, по которой они шли: полого вздымающийся залесенный и задернованный хребет, почти лишенный скальных обнажений (описание которых могло геологов существенно затормозить), но покрытый под дерном щебнем преимущественно местного происхождения, который легко добывался молотком из закопушек. Встречались и вывороченные деревья, в корнях которых щебня было много.

Здесь они уже вышли за пределы гранитного массива и наблюдали чередование различных метаморфических сланцев, состоящих, преимущественно, из кварца и различных чешуйчатых, реже игольчатых или округлых минералов, даже с лупой не всегда определимых. Карцев пока принимал на веру те определения, которые давал сланцам начальник, стараясь запомнить их внешний облик и диагностические отличия. Понемногу осваивал он и его стиль наблюдений, достаточно своеобразный, который заключался в том, что в каждом пункте без описания отбирались обломки различных пород, которые складывались в определенный карман (сначала своих куртки и рюкзака, а потом и Карцева) и лишь, когда все карманы оказывались заполнены, Кривонос садился описывать эти обломки, по ходу решая, стоит ли их оформлять как образец, шлиф, хим. анализ, сколок на спектр или протолочку — или выкинуть все скопом.

— Поверь, что если бы я делал описания и оформлял пробы в каждом пункте, скорость нашего продвижения была бы меньше процентов на тридцать, — объяснил он свой подход новичку.

Отобранные образцы и пробы складывались в рюкзак Карцева, который от километра к километру становился все тяжелее. По ходу описаний Аркадий Алексеевич давал напарнику необходимые пояснения, чего с обычным рабочим, конечно, не делал. Пройденный путь они постоянно отсчитывали шагами, сверяя через каждые сто-двести метров полученный результат. Но как только Кривонос убедился, что новичок считает добросовестно и точно, он с легким сердцем передоверил ему эту обязанность, проверяя его лишь на географически выраженных точках наблюдения: обозначенных на карте вершинках хребта, а когда они ушли на его склон — при пересечении логов.

В одном из таких логов, по которому бойко бежал ручеек, они решили пообедать. Порядком нагруженный Карцев с удовольствием сбросил рюкзак и стал его распаковывать, доставая банки, хлеб и чифир-бак. Начальник же взялся за описание последней серии образцов, поглядывая одним глазом за манипуляциями подшефного.

— Сергей, — вдруг вмешался он, — не стоит разводить костер вблизи корней дерева, которые могут затлеть, и тогда даже тщательная заливка пепелища не гарантирует от пожара. Вот же перед тобой микрокоса ручья — устраивайся на ней.

— Тьфу ты, из головы вылетело, — стал оправдываться сконфуженный Карцев.

— Греть в костре кашу тоже ни к чему, — вновь заметил опытный таежник. — Просто срежь прут тальника, расщепи его конец и закрепи в нем отогнутую крышку банки, а саму кашу разрыхли аккуратно ножом до дна. Теперь грей банку над костром, держа за конец прута. Эта каша перловая? Ну, с ней ничего не будет, а вот рисовая может запросто из банки стартовать — как ракета! Смотри только, чтоб каша не пригорела. Впрочем, холодная тоже не годится. Да-а, еще нарви-ка черемши, вон ее здесь сколько, да какая толстая, свежая — к каше будет в самый раз!

Закончив писанину, Аркадий Алексеевич тут же разулся и развесил сапоги, портянки, носки и войлочные стельки на солнце, вымыл в ручье ступни и, подсушив, смазал их мазью от комаров. Карцев, уже разогревший кашу и заваривший чай, сделал то же самое.

— Знавал я некоторых геологов, которые в маршруте не обедали, — заговорил шеф, с аппетитом вкушая кашу и хрумкая черемшу. — Дескать, нечего время терять, лучше пораньше в лагерь воротиться да за ужином все наверстать. А ведь, это, может быть, самый светлый момент во всем маршруте! А чай? Разве чай, заваренный в общем котле, с этим нектаром сравнится?

— Ни за что! — твердо ответил Карцев, осторожно разливая по второй кружке хорошо настоявшегося, еще горячего чая…

В лагерь они вернулись позже всех, часам к десяти вечера. Карцев вымотался основательно, хотя после обеда мешочки с камнями складывали, преимущественно, в рюкзак шефа. Ныли и ступни и плечи, а на спине пропотела не только рубашка, но и куртка. И все-таки оба остались маршрутом довольны: шеф осознал, что заполучил, наконец, толкового геолога, а новичок понял, что способен и хочет здесь работать.

— Мешочки с камнями сложи под навес у левого стеллажа: это будет мой, — сказал, отворачивая к своей палатке, Кривонос. — Твой стеллаж будет крайним справа. После ужина наметим тебе завтрашний маршрут — конечно, короче сегодняшнего… Возьмешь с собой… Елену, а из оружия — ракетницу. И постарайся восстановиться к утру — вид у тебя неважнецкий. В этом плане очень хорошо купание, только не переохладись… Лично я предпочитаю в теплой воде, в тазу, которое мне Людмила всегда организовывает. Может, и ты с кем договоришься?

И шеф лукаво ему подмигнул.

Дней через десять после описанного дебюта вполне освоившийся Карцев был в очередном маршруте в паре с Еленой Веточкиной, то бишь Ленуськой — студенткой Томского политехнического института. Они шли вниз по пологому склону, заросшему высокой травой и кустарником. Шли тихо, молча, занятые каждый своим делом: Карцев крутил по сторонам головой, напрасно выискивая крайне необходимый выворотень со щебнем, а Ленуська старательно считала пройденный метраж. Вдруг по их курсу вроде бы зашевелилась трава, что заметили оба.

— Уж не медведь ли долгожданный? — пошутил Карцев в связи с недавними сетованиями Ленуськи, что вот, мол, месяц практики позади, а она все еще не видела медведя, даже издали…

Тотчас трава раздалась, и метрах в десяти от них поднялся на дыбы огромный, иначе не скажешь, бурый медведь. Он стоял, вывесив передние лапы перед грудью, смотрел спокойно, и лишь ноздри его активно раздувались, вбирали их запах… Люди тоже замерли как вкопанные, глядя в глаза зверю. Страха Карцев не ощутил — лишь полную растерянность, беспомощность перед звериной мощью. Тем более что ракетница лежала в кармане рюкзака, за спиной… Все же он взял девушку за руку и, плавно пятясь, потянул за собой.

— От него нельзя уходить, — шепотом сказала Елена. — Надо смотреть ему в глаза.

При новых звуках человеческого голоса медведь подался немного вперед, и тут Ленуська, наконец, испугалась и пронзительно закричала:

— Ма-а-ма-а!!