Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— Уфф, от сердца отлегло! А у нас к лапше есть!

— Эк, удивил… Вы, из города, и без водки?

— А вот и нет! Сегодня в программе — распитие благородных напитков! Ну-ка, Володя…

— Меньше пыла, Дима, — скупо улыбнулся Владимир. — Да, нарыли вермут, притом венгерский, но не из лучших: «Кечкемет».

— Господи, по нашим-то временам — царское зелье! А что с прочими покупками, тоже удачно?

— В общем, да. Дмитрий теперь будет щеголять почти что в смокинге, и нам с тобой придется убирать с его пути падших — от восторга! — женщин. А по пришествии их в себя смирно стоять в сторонке…

— Да уж, ты постоишь… — пробурчал Митрич. — Сразу двух себе загреб…

— Забирай! Любую! Если, конечно, сможешь…

— Любую мне не надо, — вяло начал уязвленный претендент…

— А вот Ирочку отдай! — мигом продолжил Сергей. — Ну, не красней и не отнекивайся, Митрич, сбоку все видней! К тому же из этой классической ситуации у Вольдемара только один выход… Не догадываешься? Конечно, к третьей женщине!

— Теоретик! — с досадливой ноткой протянул Протоиреев. — Теоретиков надо душить!

— Ага, а также топить, лупить и не пущать! Но к делу: ты тоже с обновкой?

— Да ну его! — вмешался Митяй. — О костюмах и слышать не захотел!

— Что, купил очередной свитер? Или джинсы? И рубашку в клеточку?

— Только рубашку. Но как раз в клеточку!

— Да-а, Вольдемар! Фантазии пожиже нет на свете!

— Все, закрыли эту тему! Не вижу на столе лапши!

— Благородный вермут — и простецкая лапша… Может, их все же поврозь?

— Ладно, графьев здесь нет… Или «Карцев» — графская фамилия?

Часика через два, когда все наличное было выпито и съедено под балагуристые разговоры, Митяй и Владимир завозились и стали обуваться, нерешительно поглядывая в сторону Карцева.

— Может и ты с нами, Серега? — предложил великодушный Митяй. — Сегодня в «гареме» (так многие звали женское общежитие) не абы что, а день рождения. У Светы. Между прочим, ожидаются какие-то ее подруги со стороны…

— А что? — вдруг согласился Карцев. — Все же без женщин жить нельзя на свете… Только как быть с подарком?

— Обойдется! — отрезал Протоиреев. — Кто ей полку недавно сделал, разве не мы?

— Вы, вы. Но меня средь вас не было. Вот что: подарю я ей свою чашку из дымчатого стекла…

— Ты что? Она ж одна на всю округу…

— Вот и хорошо. Теперь у нее будет одна такая. Надеюсь, оценит.

— Э-э, ты о чем это? Там ведь другой Серега топчется…

Появились они в самый раз: именинница и гости уже разрумянились, захмелели, и теперь им хотелось танцевать, — но мужчины были явно в дефиците. И вдруг сразу трое, да еще хоть куда! Раздались приветственные возгласы, одобрительные шлепки, полилась водка в штрафные стаканы…

— Ни-ни, — запротестовал Митяй. — Мы сегодня пьем только вино и то символически. Ибо вот здесь уже булькает, — и он показал где.

— Ничего не знаем, штраф есть штраф! — осадили их, но водку заменили вином. — До дна-а, а то именинница расти перестанет!

— Куда уже ей расти? — вполголоса бормотнул Митяй, но его услышали и дружно заржали: Света как раз была рослой девушкой.

Улучив момент, Карцев пробрался к ней и вручил чашку.

— Ой, какая прелесть! Почти как ваша… Я давно такую хотела!

— Что ж, мечты должны иногда сбываться. И тут же сменяться новыми, чтобы не пропадала тяга к движению — как у того ослика с морковкой на удочке…

— Ну, Карцев, вечно у тебя шутки двусмысленные, даже не знаешь, то ли улыбаться, то ли хмуриться!

— Прости, Светочка, в самом деле зарапортовался… А что это за дамы незнакомые тебя обсели?

— Это не дамы, а мои подружки по медицинскому училищу. Я ведь не сразу в вашу геологию попала, просто так судьба повернулась… Так что иди, приглашай их танцевать: уж в этом деле ты мастак…

— Если ты сейчас сказала не двусмысленность, то я в двусмысленностях ничего не понимаю! — распростился с ней Карцев и двинулся в соседнюю комнату, приспособленную сегодня под дансинг.

После смены ряда партнерш он взял в объятья еще одну медичку — на первый взгляд излишне буханистую — и вдруг ощутил к ней сильное влечение. Ее объемная, слабо стесненная лифом грудь мягко прильнула к его груди, а полные, нежные ляжки восхитительно облекали в движении его колено и бедро. Обнаженные руки мягко лежали на его плечах, а когда он в приливе чувств как бы поднырнул под них, она согласно обняла его за шею. Ах, какие волнительные мгновенья они сейчас переживали, тесно впаявшись друг в друга и лишь слегка покачиваясь и переступая! Длить бы их да длить! Но музыка, конечно, смолкла. Все пары распались, а они продолжали стоять в объятьи.

— Юля-а! — игриво позвал женский голос. — Ау-у! Ты не потерялась?

— По-моему, ее нашли! — тут же поддержал другой. — Вишь, как вцепился!

Карцев полуобернулся на голоса и слабо улыбнулся:

— Ау, девоньки! Бегите в лесочки по свои грибочки! А мы с Юлей пока здесь отдохнем!

Музыка вновь явилась, они затанцевали, но прежнее опьянение ослабло, момент ушел.

— Пойдем подышим! — шепнул Карцев на ушко незнакомой Юле, она глянула испытующе ему в глаза и поддалась тяге его руки.

На темном, скрипучем от мороза крыльце они сразу стали целоваться, причем Карцев жадно, беззастенчиво, быстро мял нежные плечи, спину, бедра, ягодицы, но когда перешел на грудь и пах, Юля выгнулась и оттолкнула его.

— Нет, нет, не надо этого!

— От тебя невозможно оторваться! — жарко зашептал охальник. — Все во мне просто кипит! И ты, — я же чувствую! — зажглась… Ведь мы не юнцы какие-нибудь, все понимаем и все можем себе позволить… Или ты замужем и сверх поцелуев остальное под запретом? — спохватился он.

— Не-ет, я в разводе, — нехотя призналась Юля. — Но вот так, первому встречному отдаться разве дело? К тому же в любви мне всегда нравилась романтика: прогулки, пылкие речи, нежные объятья…

— Распрекрасно. Завтра же и начнем все это проделывать в нашем пейзанском бору. Или ты предпочитаешь городские стриты и авеню, с заходами в кафе?

— Какой ты быстрый… Я еще не решила, как с тобой поступить… И вообще, пойдем-ка в дом, холод нешуточный…

Дней десять спустя, поздним вечером, по пустынному, открытому всем ветрам автопроселку, соединяющему Криволучье с трассой М-ск-Лесогорск, поспешно, но весьма странным образом перемещался человек. Фасонисто одетый (короткая куртка, зауженные брюки, формовка из хорька), он то широко скакал одним боком или другим, то мелко семенил задом наперед, то мчался грудью… При этом закрывал попеременно ладошкой одно ухо, другое или нос и щеки, по которым бежали уж и слезинки, внезапно хватался за колени, а также ляжки… Время от времени из груди его вырывался бешеный рык и обильно сыпались причудливые проклятья и стенания.