Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

Тем временем парадные проходы множились, нередко сопровождаясь смехом. Особенно весело встретили Митяя: с большим лаптем на голове, в подпоясанной веревкой рубахе навыпуск, каких-то отбеленных широких штанах и камуфлированных под лапти же кроссовках. Наконец, все шестьдесят или семьдесят гостей умостились, и в зал с приветствием вошли неизменные Дед Мороз и Снегурочка, а за ними в уголок к музыкальному центру протиснулся Снеговик. Дружно выпили за новорожденный год и, чуть погодя, за свершение в нем своих желаний.

— А теперь, — перекрыл начавшийся гул ведущий Дед, — пока глаза не помутнели и не окосели, а память еще хранит слова продуманных реприз, прошу желающих славы на сцену! Самых-самых ждут наши призы! Но сначала определим жюри… Кто здесь без маскарадного костюма или не претендует на приз? Та-ак, вот Вы, Вы-ы и Вы-ы-ы… — указал он в последний момент на Протоиреева. Тот стал отнекиваться, на него со всех сторон зашикали, он продолжал упираться, но тут сидевшие рядом пассии, Ирочка и Верочка, склонились к его ушам и попеременно стали нашептывать. Видимо, чем-то они его искусили, и упрямец согласно качнул головой.

Первым из-за стола выскочил Петух и сунул в руки Снеговику гибкую пластинку. Тот поставил ее в проигрыватель, и в зале раздалась бодрая песенка про утят! Под нее в пару к Петуху, квохча, выбежала Курица, и они начали замысловатый, не без скабрезностей, танец. Впрочем, все вокруг были людьми взрослыми и по окончании кричали «бис!». Затем свою сценку «Солоха, гости и Вакула» разыграли Карпенки, Степанов и Светкин Серега: вполне канонически и все же под дружный хохот, на «ура».

Выступления посыпались одно за другим, более или менее экзотичные. Карцеву особенно запомнились все та же Гальская с ну очень эротичным танцем-соло под музыку какого-то бродвейского мюзикла, бессловесная японка, игравшая веерами (и опять все не могли угадать, кто это, черт побери!), и, конечно, Митяй, исполнивший песню-пляску:

— Какие у тебя дети! — кричали ему. — Ты женись сначала!

Сам Карцев к тому моменту выступать уже передумал, однако проформы ради спросил смотревшую во все глаза Юлию:

— Не хочешь так же покрасоваться?

— А что надо делать? — живо реагировала подруга.

— Ну, изобразишь голубку… Я подпою…

— Ладно, — решительно кивнула она. — Заканчивают… Пойдем?

И тут же встала из-за стола.

— Чуть погодя! — осадил ее партнер, надел канотье, взял гитару и, громко ударив по струнам, сделал беглый звучный перебор в испано-мексиканском стиле. Затем в наступившей тишине он стал двигаться чечеточным шагом в круг, продолжая себе подыгрывать, там резко повернулся, пал на колено и взвыл, глядя в сторону Юлии:

— К-ку-куру-куку-у! Пало-ома-а!

Та верно поняла, что ее момент настал и, плавно взмахивая чудными руками, медленно поплыла к страдальцу.

— Ку-куру-куку, пало-ома, — умиротвореннее вывел тот. Она же стала вить вокруг него круги и петли, то почти касаясь махами картонной шляпы, то, как бы возносясь, улетая.

— К-ку-кур-ру-куку-у! — с новой силой воззвал к ней певец. — Пало-о-ома!

И она повернула на его зов, приблизилась, почти обняла…

— Ку-куру-куку… Пало-ома… — закончил он свою песнь.

Уже подуставшие от концерта гуляки похлопали им с новым воодушевлением.

Наконец, выступления завершились, и члены жюри вместе с Морозом и Снегурочкой удалились подводить итоги, а все прочие хлынули в центр под зазывные ритмы «Багамы»:

— Багама, багама-мама, ра-питу-питу-питу, багама-мама!

Сплясав с Юлей пару танцев (без особого подъема), Карцев покинул ее под благовидным предлогом: отлить… А когда вернулся в зал, то с удовлетворением обнаружил ее танцующей в объятьях Разбойника… Он живо огляделся и подхватил из-за стола Красную Шапочку… С новым танцем к Юле подскочил Петух, а Сергей сгреб Солоху… Потом были, соответственно, Черт и Курица, Селянин и Поселянка, Мушкетер и Негритянка…

С Гальской Карцев превзошел себя. Под звуки «Чарли» Вайкуле Евгения двигалась так пластично и в то же время акцентированно, что Сергей собрался и стал акцентированным вдвойне. Рьяная дансерка оценила нетривиальную целесообразность его ходов и готовно подстроилась. Их дуэт быстро стал в центре внимания, многие даже остановились. По ходу танца он постоянно ее касался: то запястьем, то локтем, плечом, бедром, коленом, а когда вывел на замедленный контакт лопаток с лопатками и ягодиц с ягодицами, то ощутил взаимный нешуточный трепет… Он развернулся, подхватил «мучачу» со спины под грудь, сжал кисть ее левой руки и медленно, навытяжку ту руку поднимая, пошел вперед: бедро к бедру, щека к щеке… «А-ах, Чанита! По-вашему это не обладание женщиной?»

С первыми звуками следующего танца («О, мами!») к Сергею плавно скользнула Японка и церемонно присела, скрестив веера. Он пристально вгляделся в ее набеленное лицо и вдруг узнал Тамару.

— Так это ты? — тихо поразился Карцев и взял ее за локти, начав танец. — Где же твой дантист?

— Он не любит бывать на публике… — так же тихо ответила Тамара Иосифовна. — Не то, что ты…

— Что ж ты так поспешила? — не удержал упрека бывший любовник.

— Разве я тебе пара? — горько молвила комендантша. — У тебя вон какие теперь девочки…

— Да, да, — согласился ветреник. — А все-таки я надеялся на встречу с тобой, когда из тайги возвращался…

— Правда? — встрепенулась несостоявшаяся Чио-чио-сан. — Ты меня не забыл?

— Разве можно тебя забыть, хоть раз обнявши?

— О-ох! — прильнула к нему заблудшая. — Век бы тебя слушала…

Настал момент, когда Юлино терпение лопнуло.

— Дорогой! — с вызовом подошла она. — Мне хочется устроить тебе сцену!

— Что ж, родная, рискни… Но все же сделаем вид, будто мы танцуем?

— С чего это вдруг тебе захотелось танцевать со мной? Вон у тебя под рукой сколько теплых дам! Так и льнут!

— Побойся бога, Юля! Ведь это к тебе все местные львы устремились, в очереди толкутся!

— А ты и рад, что с рук меня сплавил, предоставил развлекать другим?

— Юлечка! Ты здесь фурор произвела, какое же право я имею узурпировать все твое внимание и время? Когда всем интересно обхаживать именно тебя?

— И представь себе, обхаживают! Да иногда с таким напором, что не знаешь, куда бежать… Двое уже предлагали свою любовь и страсть, готовы были меня на руках к себе унести…

— Вообще-то, бог троицу любит. И я как раз собирался пригласить тебя в гости. Митяй и Владимир домой не придут до утра…

— Я, дура, с вечера тоже об этом мечтала… Но ты все мое настроение поломал…

— Юленька, ненаглядная моя крошечка! Признаю свою глупость несусветную, дурь стоеросовую и лабудень полную! Очень прошу у тебя прощения! Теперь я от тебя ни ногой! И всех ухажеров буду разворачивать и отправлять к своим Курицам, Ведьмам и Принцессам. А самых сладкоголосых ты мне все же покажи, я с ними отдельно потолкую…