Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Выйдя из кабины, водитель неспешно подошел к воротам и нажал на кнопку. Вскоре створки ворот одна за другой распахнулись вовнутрь. Машина осторожно, чуть не задевая крышей будки стальную балку перекрытия, въехала в вытянутое тускло освещенное помещение с тянувшимися рядами металлических стеллажей, к которым повсюду были придвинуты деревянные поддоны с нагроможденными на них ящиками и коробками разных размеров.

Изнутри ангара за автомобилем наблюдали двое мужчин в черных спецовках и кепках. Один стоял в глубине, помахивая ладонями и показывая, где остановиться под разгрузку. Под надвинутым на лицо козырьком было видно лишь густые усы с нависшим над ними внушительным носом да небрежную щетину на впалых щеках и подбородке. Второй в это время принялся закрывать створку тяжелых ворот, стараясь не издавать слишком громкого звука.

Внезапно в сумерках юпитером вспыхнули фары дальнего света, словно два морских прожектора, в тишине раздался стремительно нарастающий рев двигателя, и в проем, едва не задев уже частью прикрытую створку, стрелой влетели темные «Жигули». Машина с юзом и пронзительным визгом покрышек замерла сразу за воротами, и из нее выскочило четверо вооруженных автоматами людей.

— Всем на пол! Комитет госбезопасности! Стреляю на поражение! — гулко раздалось под стальными балками перекрытий.

Заглушив последние слова, сухой воздух хлестко стеганул кнутом выстрел из «ТТ». Пуля, пронзив навылет грудь майора, со звоном пробила железо ворот. Майора отшвырнуло назад, безжизненное тело ударилось о край раскрытой створки и сползло на цементный пол.

В здании раздалась беспорядочная стрельба, палили вразнобой одиночными и краткими очередями. Одновременно с первым выстрелом в ангаре погасло освещение.

Через несколько мгновений все стихло.

— Фонарь в багажнике, — приглушенным голосом известил своих белесый. — Включу — все на пол.

Водитель подполз, осторожно приподнялся и нащупал впотьмах замок багажника. Выудив фонарь, он на вытянутой руке положил его на капот и щелкнул кнопкой, оставаясь внизу, за машиной.

Никакой реакции на вспышку не последовало.

Осторожно поднявшись, держа фонарь в стороне от корпуса, оперативник обследовал острым лучом все помещение: на полу кругом валялись десятки стреляных гильз. Его коллеги, держа автоматы перед собой и пригнувшись, быстро обошли периметр.

— Здесь двое наглухо, — осветив два черневших в лужах крови трупа, огласил белесый. — Один с пистолетом «ТТ», второй без оружия — видать, водила.

— Третий еще был, что ворота открывал, — заметил оператор.

— Не видать… Ушел, поди, третий… Михалыча тоже наглухо, — проверив пульс на каротидах, возвестил актер. — Из «тэтэшника» прямо в сердце — без шансов.

— Твою мать! Съездили за звездами! — выругался водитель. — Нас Палыч сожрет теперь!

— Сейчас ППС местный прискочит, — благоразумно вернул его зеленоглазый к более насущным делам. — Выстрелы, поди, по всей станции слыхать было… А этот, агент-то наш, живой?

— Черт, я и забыл про него!

Подойдя к будке, оператор, направив вперед автомат, резко распахнул одну створку дверей и прошелся внутри беглым конусом света.

За коробками, забившись в угол, сжавшись в комок, сидел и неотрывно, не мигая, смотрел на бьющее в лицо холодное сияние мертвенно-бледный Панаров.

— Цел, боец? Ранений нет?.. Быстро с нами, валим отсюда! — приказал комитетчик, и Анатолий послушно соскочил с борта на чужих ватных ногах.

— Михалыча в багажник придется… — неуверенно предложил водитель.

— Быстро, быстро! Ему теперь все равно, — заверил его оператор. — Раньше башкой надо было думать… Уходим, с ментами пускай Палыч разбирается!

Труп втроем загрузили в багажник, и автомобиль, вылетев задом из ворот ангара, с визгом колес развернулся и, не включая фар, понесся по ночным улицам. Навстречу не попалось ни единого наряда ППС.

— Не торопятся они! — колко изрек оператор.

— Выстрелы были. Они не дураки — сразу на рожон лезть, — резонно ответил актер. — Группу поддержки вызвали и ждут в тенечке.

— Слушай, а кузов-то — без единой царапины! — заметил вдруг белесый. — Выходит, только мы во тьме так лихо шмаляли?

— А кто же еще? Того, что Михалыча положил, я первой очередью снял, — подтвердил зеленоглазый. — Водила безоружный — под раздачу попал. А вот третий, видно, ушел враз, как нас внутрь пустил. Скучно ему стало… Больше там, наверно, никого и не было. Время позднее, все дома футбол смотрят.

— Куда сейчас едем? — спросил водитель.

— Гони ровно к Палычу, хвалиться будем, — распорядился оператор. — Тебя где высадить? — обернулся он к Анатолию. — Хотя нет. С нами поедешь… Пусть тот сам решает, что с тобой делать.

Машина без приключений выехала за пределы Сумзы и ночной дорогой летела обратно. Уже не таясь, освещая путь дальним светом фар, разгоняя в стороны с прогретой за день колеи ошалевших зайцев в лесах и вальяжных котов в деревнях, со звоном подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в выбоины.

В багажнике, ворочаясь, издавало тупые звуки залитое кровью тело, словно руководитель группы, оплошав, несмело просился в салон, грузно шевелясь средь бесполезных ему теперь бронежилетов.

Панарова знобило несмотря на летнюю духоту, в ушах еще стоял жуткий свист прошивавших стены будки острых пуль «Калашниковых». То, что он остался жив, казалось некой невероятной случайностью.

«Если через это прошел, мне не то что Боксера — мне вообще бояться нечего, — думал он. — Значит, есть еще в жизни вещи, что мне назначено доделать, ради которых меня абсолют от свинца укрыл. Остается лишь дальше влачиться постылым путем — без страха, без ожиданий, без надежд… „Не жди последнего ответа"… Я себе больше не принадлежу. Меня нет, нет ни слабости, ни силы. Сегодня я погиб в перестрелке… Дурь какая-то самурайская, мешанина в башку лезет. Стакан водки бы сейчас!»

Серая «Волга» мягко остановилась у ступеней здания райкома партии, закрытых от жаркого июньского солнца густой, мрачноватой тенью старой еловой аллеи.

Виктор Павлович с кожаной папкой под мышкой молодцевато взбежал по лестнице, на ходу предъявил удостоверение дежурному и поднялся в кабинет первого секретаря.

Смазливая секретарша с распущенными златыми волосами и чересчур колоритной помадой на пухленьких губках попросила подождать в приемной и скрылась за высокими дубовыми дверьми, отделанными винного цвета кожей. Через минуту она вернулась, сохраняя выражение лица медицейской Венеры и не снисходя до белозубой улыбки посетителю.

— Проходите, пожалуйста. Владислав Витальевич вас ждет.

Крупный, склонный к полноте мужчина с седеющей волнистой шевелюрой, зачесанной назад, с лохматыми прямыми бровями, сходившимися в линию над увесистым крючковатым носом Данте, с тонкими губами и тяжелым подбородком, сидя, по-казенному поприветствовал гостя и кивком головы указал на место за столом для посетителей, по левую руку от себя, спиной к входным дверям.