Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Надо же и ей когда-то отдохнуть, — лениво возразила Наташка. — Седьмой десяток разменяла, не шутки… Всю жизнь спины не разгибала. Грыжу заработала. Четверых детей вырастила… А захочет с ним выпить — пускай пьет, не жалко. На свои же пьют, не на чужие.

— Водка никого еще до добра не довела, — стояла на своем Панарова. — А она дуреет с одной рюмки, дерзить начинает. Вот доведет по пьяни Чекана до белого каления — да и даст он ей обухом по башке. А мы и знать не будем… Зря они так далеко поселились, у черта на куличках, лучше бы у нас в Бахметьевске дом купили.

— И сидели бы оба на твоей шее, — колко усмехнувшись, добавил Артем. — А здесь мужик при деле: коптильня своя, рыбы вагон, клиенты, уважение… Всех бы тебе, как Толю, к юбке привязать, заковать по рукам и ногам да контролировать каждый шаг. Мужик там, бедный, горемыка, впервые в жизни свободу почувствовал — ожил, небось…

— Я никого свободы не лишала. Просто свободой пользоваться надобно уметь. А то ведь падение тоже свободным бывает… Вот сопьется она, помрет Чекан — никто же из вас не соизволит ее себе на шею повесить, — вернулась к начатой теме Надежда. — Мне придется расхлебывать, правда?

— Чего это ты Чекана хоронишь?.. Может, она быстрее умрет? — не совсем корректно ушла от ответа Нежинская.

— Я никого не хороню. Я к примеру о свободе и ответственности… Кто не чувствует ответственности за свои поступки и за близких своих, тот никакой не свободный. Как кирпич, сброшенный с крыши, тоже, наверно, думает, что по своей воле летит — легко да свободно.

Светало, и прозрачный, бесплотный воздух снаружи быстро накалялся.

По сторонам тянулись зеленые всхолмленные поля молоденькой кукурузы, едва слышно дремотно шелестевшей под редкими малосильными порывами ветерка.

Вдалеке, почти у самого леса, на луговине паслось стадо колхозных коров, бежевыми и пегими пятнами покрывавших пологий склон перламутрово-зеленого росистого холма, наверху поросшего темно-синим хвойным лесом, отороченным пестрым светлым березняком.

«Лишь бы на трассу не поперлись», — подумал Артем, надбавив газу.

Взбираясь на холм, дорога плавно заворачивала влево, скрываясь впереди за серебристо-белыми стволами густо росших молодых берез.

Внизу показалась длинная фура, спускавшаяся с другой стороны пригорка, на вершину которого только что бойко влетела «Нива».

«Разгоняется с горки, скорость набирает… Сейчас вон на ту гору, покруче, полчаса будет карабкаться, — с досадой мысленно предугадал будущее Нежинский. — Надо ее здесь обогнать — пока сплошная не пошла, а то так и придется за ней плестись, солярку нюхать».

Он перевел рычаг коробки передач и выжал педаль газа. «Нива» рывком, будто подпрыгнув, понеслась вперед, ускоряясь, с ревом мотора и гулом мостов.

Алеша проснулся от толчка и изменившегося звука двигателя и сонно посмотрел вперед.

Шофер фуры заприметил в зеркале, что легковушка, объявившаяся за ним, поравнялась и юрко пошла на обгон. Лихо разогнавшись на спуске, он не хотел терять скорость, рассчитывая по инерции одолеть хотя бы с треть видневшегося впереди крутого лесистого склона.

Узкая выщербленная дорога едва позволяла обойти слева несущуюся под гору махину, слегка вилявшую кормой из стороны в сторону. Левые колеса «Нивы» то и дело соскальзывали с кромки разбитого асфальта на обочину, выстреливая мелкий гравий.

Артем двумя руками вцепился в руль, пытаясь удержать машину и вернуть ее на асфальт. Алеша с жутью наблюдал, как громадные резиновые покрышки с мощными протекторами дико вращаются над его головой в каких-то сантиметрах от бокового стекла.

Вдруг откуда-то снизу вынырнула навстречу легковая машина — выскочив из-за деревьев, она неслась прямо в лоб «Ниве».

До Нежинского мгновенно дошло, что не успеть ему обогнать ни на йоту не сбрасывавшую скорость фуру. Он убрал ногу с педали газа, снял правую руку с руля, чтобы с силой воткнуть третью передачу, сбросить тем скорость и живо спрятаться за корму настырного «КАМАЗа».

В этот миг под левое переднее колесо попала крупная щебенка — руль под рукой резко дернулся, и машину начало кидать из стороны в сторону.

В салоне раздался испуганный женский крик.

Алеше показалось, что время превратилось в вязкую, исподволь ползущую навстречу им материю. Он видел, как капот «Нивы» разворачивает с дороги влево и они стремглав летят в сторону леса. Потом дядя Артем судорожным рывком бросал машину вправо, и капот уносило на луговину, где вдалеке вразброд, мирно пощипывая сочную траву, паслись коровы.

Успев с негодующим воем в коробке всадить третью, Артем смог сбросить скорость, чтобы дать фуре его обогнать.

Постепенно амплитуда бросков машины в стороны стала уменьшаться. Легковушка, завидев происходившее впереди, тоже замедлилась, почти остановилась и робко вжалась в грунтовую обочину.

Наконец спустя вечность Нежинскому удалось погасить норовистые рывки автомобиля, удержать его на трассе и затормозить.

Встречная «Лада» медленно проехала мимо, из ее салона на безрассудного водителя «Нивы» смотрели напуганные очи пожилого шофера и его пассажирки.

Артем съехал на обочину и остановился. У него дрожали руки.

Все приключилось за какие-то секунды, но ему казалось, что поединок с потерявшей управление машиной длился не менее четверти часа. Во рту была кислая сушь — подташнивало, кисти побаливали, скрюченные пальцы на руле, еще сведенные судорогой, с трудом разжимались, колени мелко потряхивало.

Он вылез наружу, отошел назад, отвернулся спиной к салону и всмотрелся вдаль, на видневшуюся за полем затерянную деревеньку.

Ежели бы «Нива» слетела вон туда, вниз с дороги, на всей скорости, она бы непременно перевернулась через крышу, кувыркаясь, подпрыгивая и раз за разом ударяясь кузовом о жесткую сухую землю, вращая, перемалывая, как в жерновах, и сминая железом все живое в салоне. Все бы погибли от его рук…

На глаза навернулись слезы, он ждал, когда июньский горячий ветер иссушит их, и не поворачивался лицом к машине и ее пассажирам.

Надежда с Наташкой были в шоке и не делали попыток выбраться на воздух. Их била дрожь, в груди стучало так, что отдавалось по всему телу, в каждой клеточке. Леночка жалобно хныкала, плакала, потирая болевшие места на ручках, которые мертвой хваткой инстинктивно стиснула Панарова.

Алеша подумал, что еще страшнее и хуже было бы не улететь с обочины, а попасть под сумасшедшее вращение протекторов исполинского колеса, бывшего так близко от его головы и почти касавшегося утлой, ненадежной дверцы «Нивы».

Продышавшись, Артем молчком отворил дверь и сел на свое сиденье.

— Все живы-здоровы? — после паузы вопросил он, не оборачиваясь и не глядя в зеркало заднего вида. — Ну и слава богу… Торопиться больше не будем. До дома плетемся — никаких обгонов и скорость до ста.