Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Это многое меняло, но что из этого следовало?.. Чувствует вину — значит, не совсем потерянный человек. Виноват — пускай искупает. Только ей-то от его искупления не легче! Сам для себя, свою душу облегчает, выматывает… Ничего это не меняет. Его жизнь принадлежит ему, пусть сам ею распоряжается, как хочет…

Лето подошло к концу, успев напоследок обрушить еще одно злоключение на покрытую радиоактивной мглой страну. Гибель сотен людей при столкновении двух кораблей, нелепые смерти по чистой случайности, по стечению обстоятельств, каковых не должно было произойти, будь в мире всемогущий благой бог, потрясала своей чуждостью разумному миру с царящим логосом в его средоточии.

«Верно говорю, этот год — последний для отчизны нашей, — пророчествовал на таблетках «Элениума» с водкой Архипыч. — Исчезнем все, от мала до велика… Придут вместо нас другие, чужие… Уж пробуждаются от векового сна, уж шарят рукой алчущей во мгле, ища сына человеческого извести в жертву Ваалам своим ненасытным…»

— Ложись спать уже, Архипыч!.. Донял ты всех со своими валами, — сонно проворчала бабушка, грузно поворотившись в кровати на бок…

…Новый учебный год начался для Алеши успешно. Софья Пантелеевна воспылала амбициями добиться звания лучшего пионерского отряда для своего класса, и председатель совета был тем рычагом в ее руках, которым она намеревалась перевернуть косные представления, что лучшие отряды должны непременно иметь в номере класса литеру «А» или, на худой конец, «Б».

Тимуровское движение, десяток одиноких бабушек, неподдельно радовавшихся звонкоголосой помощи пионеров, сбор металлолома и макулатуры, поголовная запись в члены организаций с не всегда понятным посланием, но с ясно высчитанными взносами, тематические классные часы по кропотливым сценариям Алеши, регулярные статьи в стенгазету, доклады на заседаниях совета дружины — внеклассная общественная работа поглотила Панарова. Он едва успевал делать домашние задания.

На родительских собраниях его похваливали и приводили в пример.

Маме это было по душе. Сын оправдывал ее надежды.

Панарову беспокоило, что от мужа из Чернобыля не было никаких вестей. Она не ожидала, что он забросает ее письмами. Даже была уверена, что, получи такое письмо, не ответила бы. Но ведь они еще не были разведены, даже и заявления на развод не подали. То есть алиментов на детей Панаров не платил. Однако и с зарплаты переводов в семью не посылал. Растить двоих детей и вести хозяйство на конторскую получку было тяжело.

После того как отец даже не поздравил сына с одиннадцатилетием и не прислал ни подарка, ни денег, Алешина мама возмутилась и решила пойти в отдел кадров завода. Надобно было решать вопрос с деньгами, вытребовать то, что правом полагается ее детям. Пускай там себе искупает вину, сколько хочет, с самоотречением погружается в глубины совести, отгородившись от всего мира. Но детей кормить — его обязанность. Лично на свои нужды она и копейки с того не возьмет.

С такими мыслями Надежда вошла в кабинет отдела кадров.

— Я жена Панарова Анатолия Васильевича, вашего рабочего из горячего цеха, что в июне уехал добровольцем-ликвидатором в Чернобыль, — сухо представилась она с любопытством рассматривавшей ее кадровичке.

— Очень приятно, чем вам могу помочь? — спросила та.

— Вы знаете, на дворе октябрь, а мы от него денег ни копейки не видели. И вообще никаких вестей… Мне детей кормить надо.

— Мне очень жаль, но он ведь не по нашей линии в Чернобыль отправился, не от завода, — сочувственно вздохнула женщина. — У нас он в данное время находится в отпуске без содержания на основании своего заявления… Сейчас я подниму его личное дело и покажу вам. Мы ему за время отсутствия ничего не начисляем.

— Как без содержания? — оторопело вскрикнула Панарова. — Он что там — даром реактор тушит?.. А нам тут как жить?

Надежде было совершенно невдомек, зачем Панаров решил отказаться от денег. Ладно, переваривай сам себя, сколь душе угодно, но зачем же детей-то своих лишать средств к существованию?.. Или это он так ее проучить решил? Показать: смотри, мол, как без мужика трудно? Низменно это, Панаров, не по-мужски…

Надя впервые всерьез пожалела, что когда-то разорвала и выбросила бумажку с адресом. Может, сейчас бы она уже не была так поспешно категорична. Видно, будущее детей из них двоих волнует лишь ее. И она имеет право за это будущее воевать всеми силами. Даже пожертвовав собой. Да и была бы это такая уж жертва? Добропорядочный мужчина с положением в обществе, с образованием, со связями и с деньгами… Окончательные решения, очевидно, диктуются лишь окончательной глупостью…

— Вот, посмотрите: заявление, подписанное им собственноручно перед отъездом, — протянула бумагу сотрудница отдела кадров. — Я ничего не выдумала, он сам попросил отпуск без сохранения на время командировки.

— Понимаю… — превозмогая внезапную немощь в ногах, Панарова потерянно поднялась со стула. — Хоть и не знаю зачем… И как нам дальше жить…

Она встала, словно в тумане, попрощалась и направилась к выходу, склонив голову и ссутулившись.

Женская солидарность матери и сочувствие к чужим детям хлынули потоком в душу кадровички, вмиг затопив ее.

— Подождите!.. Это не совсем по инструкции, но я вам скажу… Только вы меня не выдавайте.

Панарова остановилась, замерев, так и не отворив дверь, и медленно обратилась лицом к говорившей.

— На него пришла разнарядка из комитета… — пугливо приглушенным голосом быстро выдохнула женщина.

— Какого комитета? — не поняла Надежда.

— Ну, госбезопасности… — преодолевая в душе саму себя, выговорила та с трудом. — Ваш супруг был отправлен в Чернобыль по квоте из КГБ… Видимо, на самый ответственный участок.

— Ничего не понимаю… Почему КГБ? Вы не путаете, не от райвоенкомата? Он радист запаса… Может, от военных?

— Да нет, точно от КГБ! Может, у них там с военными какие-то общие дела, не знаю… Но вы попробуйте через приемную КГБ обратиться за сведениями. Вы супруга — имеете право. Тем более, когда от него деньги не приходят на детей… У меня у самой двое — я знаю, что это такое.

Она замолчала, сочувственно глядя на оставшуюся без поддержки кормильца женщину.

— Больше я вам ничем помочь не могу… И так много наговорила, чего не должна была, — печально покачала головой кадровичка.

— Спасибо вам огромное и за это. Я вас не выдам, — пообещала Панарова и, попрощавшись, вышла из кабинета.

Что-то надо было срочно изобрести, придумать… Прийти вот так, с улицы, в приемную КГБ и спросить: «Вы не знаете, где мой муж? Вроде бы вы его в Чернобыль отправили», — казалось ей несусветной дикостью. Да и бог весть, что там за дела вокруг ее мужа: не хватало, чтобы ее задержали и дети остались одни…