Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Из вынужденной деревенской ссылки Алеша воротился совершенно другим человеком: умудренным жизнью, новыми знаниями и полезным опытом, заметно повзрослевшим. По крайней мере, так ему казалось.

С первыми колючими осенними дождями, принесшими прохладу и предвестие близких перемен в воздухе, несмотря на обманчивость еще по-летнему жаркого золотистого полудня и пока едва уловимый грустный полынный запах тления выжженной летним зноем травы да созревших семян в бурых зонтиках аниса, Алеша перешел в последнюю, предшкольную группу детсада.

На утренних занятиях он с интересом обнаружил, что большинство детей в группе не умеет читать и даже не знает всех букв. Впервые в жизни его кольнуло незна-мое приятное чувство превосходства. Он стал время от времени задумываться о том, что непохож на других — окружавших, беспокоивших и подчас попросту донимавших своим присутствием на границах его собственного мира.

Панаров с выражением читал ребятам вслух сказки, стишки и детские рассказы во время послеобеденного тихого часа — шестилетки уже не желали спать днем, и воспитательницы усаживали мальчика на плюгавый детский стульчик у кроватей и давали в руки какую-нибудь книжку.

Умение бегло читать, однако, авторитета в коллективе ему не прибавило. Впрочем, он к этому и не особо стремился. Достаточно было того, чтобы его пореже донимали.

Во время прогулки после полдника Алеша втихомолку играл — как обычно, в одиночестве — в маленьком зеленом фанерном домике.

Извне доносились возбужденные крики, галдеж горластых мальчишек. Они всегда шумливо и безумолчно галдели на прогулках, но в этот раз как-то нахальнее и злее. Все облепили в рядок высокий забор детсада, держась руками за штакетины и вжимая вихрастые головы в зазоры между ними, несколько самых бойких сорванцов даже взобрались наверх и стояли на поперечных жердях, придерживаясь одной рукой за доски и размахивая другой.

Мальчики дразнили кого-то там, снаружи: гомонили, горланили невразумительное «чича, чича», гримасничали — и были очень довольны своим единством и сплоченностью стаи юных гамадрилов.

Алеша осторожно высунулся в крошечное оконце детского домика и заприметил метрах в десяти за оградой странную группу чужих детей — судя по росту, разного возраста, курчавых, черноволосых и как-то диковинно одетых. Дети тоже оживленно жестикулировали и выкрикивали в ответ что-то неразборчивое гортанными голосами.

Вдруг, видно, по команде старшего, пять-шесть из них быстро обособились от группы и с разбегу, залпом, метнули в сторону детсадовцев куски крупного щебня. Это было последнее, что увидел Алеша. Что-то тяжелое ударило его в лоб и отбросило к дальней от оконца стенке домика. Никто из ребят не заметил случившегося с ним — они разом соскочили с изгороди и с воплями бросились врассыпную, подальше от зоны поражения, чтобы через минуту забыть о случившемся и заняться более значимыми вещами.

Когда Панаров, пошатываясь, выбрался из домика и направился к своим, его воспитательница, сидевшая на крытой веранде метрах в сорока, испуганно вскрикнула. Все лицо и одежда мальчика были залиты кровью, текшей из рваной раны на лбу. Слипшиеся веки насилу открывались.

Алеша почти не чувствовал боли — его лишь слегка подташнивало, и что-то теплое все время заливало глаза и норовило затечь в нос, он стирал это ладошкой, однако липкая жижа снова стекала вниз по бровям.

Изумленные женщины запаниковали. Они суетились, вразбивку бестолково кричали на детей, по многу раз допытывались у окровавленного ребенка «что с тобой, ты упал с горки?», но тот не помнил и молчал.

Его отвели в медпункт, где пожилая сестра промыла рану, остановила кровь, выстригла волосы, обработала края остро пахнущей жгучей жидкостью и замотала голову толстым слоем ваты и бинтов.

— У него края нужно сшивать, — хмуро заявила приземистая, грузная женщина в не совсем белом, заношенном медицинском халате. — Надо звонить в скорую и вести в больницу, на хирургию.

— А что мы родителям скажем? Это же под суд! — жестко впившись пронзительными глазами из-под массивных очков, возразила заведующая — высокая костистая женщина с грубоватыми чертами лица, выкрашенная в яркий рыжий цвет. — Вы куда смотрели, Софья Петровна? — обратилась она к подчиненной.

Воспитательница стояла молча, как провинившаяся школьница, расправляя складки на обвисшей юбке и не поднимая глаз.

— Надобно быстро выяснить у детей, что случилось. Ведите в мой кабинет хулиганов из группы, надавим на них, — распорядилась заведующая и досадливым отрывистым жестом отослала расстроенную Софью Петровну прочь. — В скорую звонить не будем пока. Кровь больше не течет? Детский организм — заживет и так. Лишние записи в книге регистрации вызовов и в карте хирурга — только зацепки для проверки, а то и для прокурора.

— Он сказал, что его тошнит, — подавляя растущее внутри возмущение, заперечила медсестра.

— Ничего, пройдет, — авторитетно заверила начальница. — Дайте ему таблетку от головы, и пусть посидит здесь у вас под наблюдением до прихода мамочки.

Алеша выпил предложенную таблетку, ему захотелось поспать. Он улегся на клеенчатую бежевую кушетку, приятно холодную, и провалился в темноту.

Разбудил его высокий, дрожащий, срывающийся в плач голос мамы.

— Что с ним? Он упал? Расшиб головку? — кричала она на насупившуюся и покрасневшую медсестру. — Ему нужно в больницу?

Мальчик с горем пополам разлепил опухшие потемневшие веки — болела голова и хотелось попросить тазик, но он не решился.

Мама уже стояла в окружении заведующей, трех воспитательниц навытяжку и медсестры.

— Ваш сын сегодня натворил дел, такой номер выкинул! — с укором закачала головой заведующая. — Он дразнился и кидался камнями в детей чеченских рабочих. Их родители, каменщики, работают на строительстве кирпичного завода, а дети без присмотра гуляют на улице.

Заведующая выдержала многозначительную паузу, чтобы усилить эффект последующих слов. Медсестра впервые с живым интересом воззрилась на нее и хмыкнула.

— Вы представляете, чем для вас и вашего мужа грозит эта ситуация? — обрушилась с исправно сыгранным гневом с высоты своего внушительного роста на маленькую Алешину маму руководительница детсада. — Как вы воспитываете ребенка в семье?.. Какие разговоры при нем ведете, если он оскорбляет других детей по национальному признаку?.. И это в стране неразрывной дружбы народов, где все народы — братья!

— Да мы никаких разговоров не ведем, — несмело возразила озадаченная Панарова.