Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Анатолий с неохотной помощью зеков под надзором подгонявших их караульщиков быстро перегрузил и пересчитал картонные ящики, остался внутри с товаром, устало опустившись прямо на грязный пол, а заметно полегчавший «воронок», словно выдохнув и воспрянув духом, бойко покатил дальше, продолжив прерванный путь на зону.

Зеки за преходящие неудобства при перевозке были не в накладе — охрана взамен благосклонно дозволяла им многие вольности во время заводской смены, единственным жестким условием было «не спалиться» на вожделенной свободе и вернуться до гудка в тихую гавань тюремного «воронка». Были и другие проверенные и тоже вполне действенные способы заставить их молчать.

Товар с липовыми накладными отвозился на ближайшую узловую железнодорожную станцию в соседней области. Панаров отвечал за его передачу подельникам и разгрузку на палеты в каком-то просторном ангаре. Тряская пыльная будка «Почты» затемно возвращала его обратно в город и высаживала ночью в укромном месте вблизи заводского ограждения до окончания второй смены.

Остальное было делом сноровки. Территория слабо охранялась со стороны отдаленных, стоявших на отшибе, недавно возведенных цехов кирпичного завода, сараев сушки сырца и особенно — у приземистого бетонного свинокомплекса, откуда днем и ночью сильно несло навозом. Козляев после короткого мужского разговора с людьми Боксера не возражал, чтобы время от времени через ограду у его владений снаружи перелезал вспотевший, весь перепачканный, как черт, Панаров. Сплошной «колючки» наверху там давно уже не было.

По железной дороге неучтенный товар расходился по всему Союзу и даже за границу. Но это уже не являлось заботой, «головняком» Генки.

Боксер исправно расплачивался наличными за каждую ходку Анатолия в будке с зеками.

— Ну че, Толян, привыкаешь к обществу? — косо ухмыльнулся он, передавая очередной рулончик из свернутых купюр. — И там тоже люди путные, и там житуха своя бежит… Жить везде можно.

— Да я с ними почти не базарю, — бросил тот, не считая, засунув деньги в нагрудный карман спецовки. — Они же к каждому слову цепляются, как репьи.

Генка раскатисто захохотал и ткнул пудовым кулаком в плечо Панарова.

— Да уж, слово на зоне другой вес имеет. Там базар все время фильтровать надо, — подтвердил он, хитро заглядывая в очи напарнику. — Ну ничего, освоишься. Это только на пользу. Как гласят, от сумы да от тюрьмы… Надька-то твоя довольна теперь?.. Поди, шмотки дома в гардероб не помещаются? — одарил его Боксер крокодильей улыбкой, показав пару золотых коронок.

— Да она все на книжку кладет, копит — бережливая, — признался Анатолий. — А дома ничего не изменилось… Ну, хоть не орет теперь, когда вечером выпью с мужиками.

— То, что не шикуете напоказ, одобряю, — важно кивнул массивным черепом старший. — Скромнее надо жить, чужих глаз не раздражать. А то хорошие люди наведут нехороших… Но и в черном теле сидеть незачем — один раз ведь живем.

Ощущая в кармане приятную тяжесть плотно свернутого бумажного цилиндра, Алешин папа оттаял, расслабился чуть лишнего.

— А по железке товар потом куда уходит? — вроде бы невзначай, для поддержки разговора непринужденно полюбопытствовал он. — Мы уж, небось, весь Союз снабдили?

— А вот это не нашего с тобой ума дело, Толян, — обозначив левый боковой в челюсть, недобро ощерил зубы Генка. — Меньше знаешь — крепче жену сношаешь.

— Да я так, к слову, — тут же поспешил оправдаться понявший, что допустил промах, Панаров, доставая пачку «Астры» и протягивая Боксеру. — Мне не по херу, что ль, куда его там повезут?

— План мы заводу даем, а то, что сверх плана умудряемся изготовить, имеем право сами потом реализовать, — закурив и погасив спичку, веско закрыл тему бригадир. — Это ж ведь и есть тот хозрасчет, о котором Горбач трещит, да?.. Может, завтра все то, за что нам сегодня срок светит, словом каким толковым обзовут и грамоты начнут давать…

Впервые в жизни Алеша узнал, что кроме вожделенных зеленых трешек и синих пятерок, кроме и во снах недоступных драгоценных розово-красных червонцев существуют в мире и денежные знаки в двадцать пять рублей чудного бордовофиолетового цвета и непривычно большого размера, когда папа со снисходительной усмешкой добытчика-кормильца подчеркнуто небрежно передал маме «получку» и иронично распорядился: «Ну что, Плюшкин, беги в сберкассу. По пути мне флакон «Столичной» и закусон какой…»

Осенью, с первыми неприметно улетающими в южные края ласточками и вызолоченными, пожухлыми, едва колышущимися на ветру листьями берез, из заводских ворот-проходных на трассу потянулись вереницы куцых мыльниц-«пазиков» с овальными иллюминаторами на корме и по-лошадиному бойко ржущих на высоких оборотах двигателей вытянутых ЛАЗов. Начиналась борьба за урожай — помощь заводчан подшефным колхозам и совхозам.

Техники и полей в деревнях было вдоволь — людей недоставало: как только Хрущев раздал крестьянам паспорта, они двинулись за лучшей жизнью в город. Город, который нужно чем-то кормить. Некоторые совхозы, чьи председатели вовремя головасто смекнули, что заниматься животноводством в стране с дармовой электроэнергией и копеечным дизтопливом выгоднее, недурно себя чувствовали и развивались: отток младого племени был им не помеха. Зоотехник, несколько рукастых механизаторов да крикливых доярок — и ферма бодро мычит, отправляя в город полные молоковозы и стада напуганных крутолобых бычков в бортовых грузовиках на бойню. Все, что сверх плана, выгодно продается на городских рынках с хорошей выручкой.

Хуже было тем, кто засаживал бесконечные гектары картофелем и овощами.

Нет такой техники, что войдет в смердящий гнилой жижей бункер, почти под крышу засыпанный прошлогодними клубнями, наберет ладонями в ведра липкое месиво и терпеливо отсортирует снаружи: что сгодится в мае на семена, что пойдет на корм свиньям, а что в безбрежную выгребную яму неподалеку. Нет такой техники, что бережно прополет сорняки, чутко взрыхлит почву меж ломкими, ранимыми стеблями и аккуратно присыплет снизу на треть землей, окучит недавно зацветшие картофельные кусты. Нет такой техники, что лихо подсечет топориком тяжкий кочан капусты у самой земли, соберет с полусухих стеблей, не помяв и не поранив, оранжево поспевающие помидоры, пальцами распутает колючие кружева плетей и доберется до притаившихся там огурцов или выскребет, выковыряет ногтями небрежно, лишь частью выкопанную из земли комбайном морковь.

Но и людей в деревне в достатке нет. Вот город в спешке и слетается на поля хлопотливыми бригадами да цехами. Нужно спешить до начала дождей — мелкой хладной измороси, превращавшей необозримые колхозные просторы в кошмар немецких танкистов и склизкой гнилью губившей урожай.