Венсан Равалек - Гимн шпане

Я обрадовался и взял цепочку с кулоном, это было то, что надо. Он спросил, сколько у меня осталось телевизоров; кроме того, который смотрела Мари-Пьер, у меня имелось еще два в «родной» упаковке, что я ему и сказал, а у него были покупатели — пакистанцы, они держали торговлю фруктами и овощами на дорогах.

— Почем отдашь?

Поскольку он оказался честным малым, я не хотел его обдирать и назвал льготную цену — по две штуки, чтобы он мог неплохо заработать на разнице.

Подошел состав, мы договорились встретиться позже в тот же вечер; если заказ сорвется, он позвонит мне в бар «У Мориса»; он отправился к своим индусам, а я вышел у Северного вокзала.

Итого у меня было четыре штуки.

По дороге я купил цветов , букетик фиалок, как раз начался сезон; Мари-Пьер сидела в той же позе, в Кабурге она тоже проводила много времени перед телеком, но в шикарном номере отеля — это одно, а у меня ей просто больше нечем было заняться. Я положил сверток и цветы на кровать, однако внимание Мари-Пьер было сосредоточено на телеигре: кучерявый тип задавал вопросы, а игроки жали на какой-то светящийся гриб.

— Это тебе.

Но тут кучерявого прорвало: каков принцип работы гироскопа, да почему при производстве вина используют дубовые бочки, да как называлась французская королевская династия, сменившая Капетингов, — он строчил как пулемет; Валуа, сказала Мари-Пьер, я точно знаю.

— Бурбоны, — ляпнула старушенция.

Кучерявый огорчился: нет, Жаклин, вы ошиблись, — он сделал такое скорбное лицо, словно она была его родной бабкой, — это Валуа, Жаклин… она кусала губы, а ведущий обратился к Рене; черт, это же и дураку ясно, воскликнула Мари-Пьер, они специально задают ей трудные вопросы, чтобы выиграли другие, — она подозревала, что в игре все подстроена

— Рене, восемнадцатого июня тысяча девятьсот сорокового года этот человек призвал к освобождению Франции, его имя?

— Генерал де Голль!

Мы с ней крикнули одновременно, генерал де Голль, повторил за нами Рене, верно, сказал кучерявый, можем загадать желание [9] Старинный обычай: загадывать желание, если двое или несколько человек, не сговариваясь, произносят одно и то же слово или фразу. , заметила Мари-Пьер, — только не вслух, а то не сбудется.

Игра закончилась, казалось, Мари-Пьер совершенно счастлива; да, когда начинаешь жить с кем-то, на многое уже смотришь по-другому,

— Держи, это тебе.

Она взяла цветы и кулон с сердечком, поцеловала меня, и, пока я застегивал на ней цепочку, мы снова заговорили о моем «наследстве».

— Знаешь, это ничего, что ты соврал насчет отца.

Господи, конечно, ничего, еще бы, первый миллионер в истории тоже начинал с нуля, и вообще от нее требовалось лишь одно — смотреть телек сколько влезет и быть рядом со мной, больше ничего, все остальное — моя забота.

— Ну что, может, пойдем поужинаем?

В шерстяном платье-мини, с волосами, повязанными лентой, она выглядела скромницей, но в метро произвела настоящий фурор. Саид сделал мне знак из бара — звонил тот парень, наш уговор остается в силе, только он опоздает на полчаса. Становилось все холоднее, ресторанчик, в который мы направились, находился в самом начале Фернан-Видаль, конечно, я бы предпочел «Северный терминал», но сегодня имело смысл поэкономить.

Мы пошли в «Нефритовый дворец», — хотя атмосфера здесь не та, но, в общем, вполне прилично; я поставлял им вино, погреб был забит моим товаром, вина лучших сортов бордо, на которых они, похоже, отмывали левые доходы: в винной карте значилось красное вино элитных сортов по 80 франков за бутылку, а я точно знал, что реальная цена зачастую больше тысячи,— мой поставщик обчищал погреба в Везине, в тех местах люди просто не подозревают о существовании дешевого пойла. Мы сели за столик, и сам хозяин подошел пожать мне руку.

Увидев Мари-Пьер, он разыграл целый спектакль: как поживаешь, дружище, — чуть хвостом не вилял, не желает ли мадемуазель аперитива, кир, королевский кир и превосходное шампанское, это не шипучка, мы такого не держим, и подмигнул мне, мол, в «Нефритовом дворце» шипучки не бывает — разве что отменного качества.

Он бросился к бару, мсье Го, спец по китайской и тайской кухне, чтобы лично смешать для нас коктейли; Мари-Пьер была ошарашена, в ее городишке высшим шиком считалось пойти в блинную, какие там рестораны, она залпом осушила бокал, а я тем временем сделал заказ: сначала протертый суп, потом бифштекс с луком и жареной лапшой.

— А вино? — спросил мсье Го.

Я для него большой авторитет, он не смеет выбирать за меня, и мы вместе пошли во внутренний дворик взглянуть на его запасы, бутылки хранились вертикально в погребе, часть которого превратилась в настоящий ледник.

— Так не годится, мсье Го, для вина тут слишком холодно, к тому же нельзя держать бутылки стоймя.

Он виновато взглянул на меня и покачал головой: да-да, конечно, — у этих китаез на все одна реакция — кивки да улыбочки; я осмотрел его запасы, они подходили к концу, осталось не больше сотни бутылок. Он опять покачал головой, в наше время вино — большой плюс для заведения, он очень хотел закупить еще партию, я продавал ему по двадцать пять, товар прекрасный, клиенты заведения никогда не предъявляли претензий.

— Посмотрим, посмотрим, мсье Го, я должен связаться с моими людьми.

Если подвернется подходящий товар, на этот раз я продам ему дороже, по тридцать пять, он все равно останется в наваре. Я выбрал самую старую бутылку.

— Ты уверен, что оно хорошее?

Этикетка и горлышко были покрыты какой-то ржавчиной; не знаю, почему я выбрал именно эту, вообще, говорят, бордо чем старше, тем лучше, но мсье Го сомневался: вино, к его прискорбию, было отнюдь не элитным. В кухне он вручил мне штопор, я поставил бутылку к батарее, чтобы согрелась, оказалось, она попорчена только снаружи, а пробка не пострадала. Я вернулся за столик. От холода и выпивки у Мари-Пьер раскраснелись щеки, она уже захмелела, я предложил налить еще.

— Если бы ты с самого начала знала, что я не сын миллионера, ты бы все равно поехала со мной?

Она хихикнула, играя палочками.

— Не знаю, возможно…

Да, вдохновляющий ответ, я ничего не сказал, она развеселилась, шампанское развязало ей язык: у них в семье было пятеро детей, отец умер от рака, потому что работал на асбестовом предприятии. Им с детства твердили, что главное в жизни — большие деньги. Повстречав сына миллионера, который захотел на ней жениться, она сразу растрезвонила об этом, все вокруг поверили, подружки зеленели от зависти, а ее мамашу волновало только одно: как бы она не забеременела, — короче, если только папаша-миллионер не возбухнет, все будет как в сказке. Рассказывая, она начала икать: я думала, ты привезешь меня во дворец, а здесь даже хуже, чем у меня дома, — она пыталась успокоиться, но на нее напал пьяный смех, и такой заразительный, что я тоже засмеялся, в конце концов, это была не самая худшая реакция.